«Если у прессы есть будущее, то это – дада-медиа». (Борис Пастернак, поэт)
«Современная пресса лжива и продажна. Конструируемая нею действительность силится возобладать над правдой. Это, конечно, вздор. Правду следует искать в дада-медиа». (Габриель Гарсия Маркес, писатель)
«Реальность предо мной или её иллюзия? Боюсь, что второе. Распознать абсурд современности поможет достоверное зеркало. Таким зеркалом является дада-медиа». (Папа Римский Иоанн Павел ІІ)
«Вся жизнь обществ, в которых господствуют современные условия производства, проявляется как необъятное нагромождение спектаклей. Всё, что ещё вчера переживалось непосредственно, сегодня отстраняется в представление. Лучшее из них – дада-медиа». (Ги ДЕБОР, философ)
***
Сегодня в эфире: интервью с Адольфом Гитлером, Виктором Ющенко, Владимиром Лениным и Майклом Джексоном.
***
АДОЛЬФ ГИТЛЕР
«Раньше Гитлер казался мне страшным. Он никогда не привлекал меня как мужчина. Но при личном общении он оказался очень доброжелательным человеком. От него шла такая мощная энергетика, что собеседник просто не замечал конкретных черт его лица, усов. Он подавлял и усыплял волю человека. Почувствовав это, я пыталась сопротивляться, но это было практически невозможно». (Лени Рифеншталь)
– Мой Фюрер, скажите…
Ева… где Ева? Позовите Еву. Ева!
– Ева Браун мертва, мой Фюрер...
Как?! Ох…
(*плачет*)
– Вы сожалеете, что умертвили стольких людей?
Моей вины в смертях миллионов нет. Виной всему они.
– Кто они, мой Фюрер?
Мои усы…
– Простите, что?
С первого же дня, когда они появились на моём лице, я слышал их хриплый голос, взывающий к кровопролитиям и власти. Да, власти, которую так жаждали усы. Впрочем, вы же не будете отрицать, что в их действиях было нечто подлинное.
– И что же?
Люди 21-го века утратили силу. Силу жить, бороться и убивать за Идею. Моим усы были ведомы Идеей. Я, в отличие от США, не руководствовался жаждой богатства, желанием заполучить океан чужой нефти. Для меня это мелко. Меня волновала Идея, и ради неё мои усы готовы были бросить миллионы жизней в печь. Чувствуете разницу? Все мировые конфликты вашего времени – это тотальный экономический спектакль. Усы мои грезили не об экономике, а об изменении мира по своему образу и подобию. Мы были подлинными.
– Фашизм сексуален?
Сексуальна идея о сверхчеловеке, а значит сексуален и фашизм. Он напоминает мне непрекращающуюся оргию. Мы – самые стильные убийцы в истории. Холодные, как мрамор, крепкие, непробиваемые. Культ обнажённого мужского тела, характерный для всего нашего искусства – разве это может не возбуждать? Мужчина-воин, мужчина-владыка, м-м-м…
– О, в таком случае расскажите о ваших отношениях с Геббельсом, мой Фюрер.
Вздор! Даже рядовой офицер Рейха знал о том, что Геббельс не следит за своими зубами. Фюрер не желает целовать зловонного шакала. Фридрих умел чесать языком и всегда звучал убедительно. Но меня искренне возмущала его ненависть к Рифеншталь, отказавшей ему в браке. После этого он сделался её личным врагом. Благо, вовремя угомонился, иначе пришлось бы и его угомонить.
– В чём сущность настоящего искусства?
Настоящее искусство должно нести в себе отпечаток красоты. Правильно то, что естественно. А всё, что естественно – красиво. Задача фашизма – раскрыть эту естественную красоту!
– Лукино Висконти…
Этот недалёкий итальяшка усматривал в фашизме педофилию, инцест и садизм, не говоря уже о гомосексуализме. Он сам был геем, посему не вижу смысла относиться к его мнению серьёзно. Но я не стану отрицать, что хрупкая внешность любовника Висконти, – Хельмута Бергера, – меня волновала. Он ведь как маленький Фюрер. Ещё, правда, наркоман и неврастеник, но это не помешало ему будоражить умы миллионов сознательных немцев? Я в восторге от его отношений с матерью. Он говорил ей: «Всё! Я хочу всего. Я уничтожу тебя, мама!»
– Но разве в фашизме нет ноток травести?
Некоторые штурмовики переодевались в женскую одежду, пели фашистские марши и танцевали народные немецкие танцы. За этим следовала гомосексуальная оргия, прерванная автоматными очередями врывающихся эсэсовцев. Это – огрехи и шалости, которые мы исправляли расстрелами и газовыми камерами. Как писал Ницше, «когда сверхчеловек хочет поразвлечься, он должен сделать это даже ценой жизни других».
– Но…
Постойте. Тут есть ещё один важный аспект – не стоит воспринимать наших жертв, как, собственно, жертв. Вспомним слова режиссера Франсуа Трюффо: «Когда мне говорят, что Франция ждала освобождения, мне искренне кажется, что это неправда. Я видел вокруг много безразличия. Люди ходили в театры, в кино, во время войны было очень много зрелищ... Была и кровь, выстрелы, сведения счётов, много любовных историй... Существует сексуальный аспект Оккупации, о котором не говорят никогда». Если вы знакомы с творчеством Жана Жене, то наверняка знаете и его изречение: «Мы же дрожим у себя в камерах, поющих и стенающих от навязанного им наслаждения, потому что при одной только мысли об этом гульбище самцов мы кончаем, как если бы нам дано было увидеть гиганта с раздвинутыми ногами и напряжённым членом».
– В сексуальности фашизма кроется причина многих ваших побед?
Совершенно верно. Любой культ личности зиждется на сексуальной энергии Вождя. Сексуальность фашистов-мужчин пленила многих. Наша униформа всегда была безупречной – ухоженной, чистой, идеальной. Геббельс рассказал мне однажды: «Похоже, моя нынешняя любовница поклоняется не мне, а моей униформе. Каждый раз после секса она говорит, что занималась любовью с одеждой, а мужчина в ней – лишь манекен, придающий одежде нужную форму». Наш стиль целиком и полностью сексуален. Вы можете себе представить минет на фоне штандарта с огромной свастикой? Есть ли что-то прекраснее?
– Вас любили девушки?
Меня никто не волновал, кроме Евы. Но, безусловно, девушки боготворили меня. Впрочем, как и парни. Вы уже читали письма, которые писала мне вся женская Германия во время войны? Как сейчас помню слова: «Сладчайшая любовь, покоритель моего сердца, единственный мой, дражайший мой, самый истинный и горячий мой возлюбленный...». Или: «Я могу целовать тебя тысячи и тысячи раз и оставаться неудовлетворённой! Моя любовь к тебе безгранична, она так нежна, так горяча, она переполняет меня!». Чего стоят одни адресования: «Моему сахарному сладенькому Адольфу», «Дорогому Ади». Были и весьма весёлые письма, которые забавляли меня больше других: «Я сделаю тебе ключи от входной двери и моей спальни, – пишет одна. – Мы должны быть осторожны. Так что приходи пораньше, позвони хозяйке дома и узнай, дома ли я. Если у нас всё будет хорошо, мои родители (они могли бы стать твоими родственниками!) сказали, что ты можешь приходить в любое время. Так что мы можем проводить ночи вместе!». Как вы думаете, почему мои солдаты были моей копией – все эти усы и причёски? Каждого влечет власть над миллионами женщин. Каждая из них хотела носить «ребёнка Фюрера». Я подарил моим соотечественникам куда больше счастья и власти, чем кто-либо другой за всю историю Германии.
– В чём кроется ненависть Чарли Чаплина к вам?
Этот коротышка обвинил меня в том, что я украл его стиль. Чушь! Правда в том, что даже мои усы не помогли Чарли заинтересовать хоть одну, пускай даже самую незатейливую женщину. Он считал меня виновником своих сексуальных неудач.
– Расскажите о Гиммлере.
Отменный гомофоб. Именно из-за этого своего качества, он позволил нашим офицерам пользоваться услугами проституток. Этот романтик даже пытался вывести анти-гомосексуальную вакцину. Чудак!
– Разве это не претит идеологии фашизма?
Мой друг Эрнст Рэм поощрял древнегреческую идеологию Мужского Братства. Гомосексуальную общину куда проще можно превратить в сильную армию, сплоченную не только идеологическим, но и сексуальным единством. Мы вовремя одёрнули Генриха. Хотя сейчас мне кажется, что слишком поздно...
***
ВИКТОР ЮЩЕНКО
– Виктор Андреевич, здравствуйте. Поскольку вы стали президентом Украины в результате Оранжевой Революции, мы поговорим о вашем лице.
Меня обезобразили.
– Да, это очевидно. Ваше лицо похоже на решето.
Это называется хлористые угри. Каждый вечер из них выползает оркестр – крошечные музыканты со трубами и валторнами. Без музыки воспитание нации невозможно. Особенно такой лирической, как украинская нация, взращённая на бобах трипольской культуры.
– Любопытно, но я думал дырочки в вашем лице имеют военное предназначение.
И это верно, ведь в их глубинах можно разместить не только оркестр, но и гаубицы, танки, самолёты. Там может жить целый рой дрессированных и ядовитых москитов.
– А сколько всего у вас дырочек?
400
– Они похожи на соты. Если лизнуть вашу щеку, то будет ли она на вкус, как мёд?
Жена говорит, что дырочки солоноватые, но Жак Ширак отрицает – «горько!» говорит. На самом деле все зависит от того, что я ел за день до всех этих облизываний. Ну и потом по вечерам всё это так или иначе закисает, становиться и правда горьким. Имею ввиду выделения. Поэтому ваш опыт будет зависеть от того, в какое время суток вы меня облизываете.
– Почему вы избрали своей «правой рукой» такую жестокую и агрессивную женщину, как Юлия Тимошенко?
Всё дело в её голове и косе. Вы обратили внимание – она похожа на принцессу Лею из «Звездных войн», но что важнее – её голова напоминает традиционный украинский каравай. Смотрю на её голову, и думаю про маму, про родное село.
– Чему научила вас Революция?
Когда я думаю о Революции, я думаю скорее о красной кнопке, которая есть в каждом из нас. Вопрос лишь в том, когда и как на неё нажимать. Кнопка эта – страшная сила. Её нажатие способно мобилизировать миллионы людей. Можно призвать покупать тот или иной порошок, верить в те или иные идеи, убивать за них или любить. Революция, в этом смысле, подобна рекламе. Истинный правитель всегда знает когда и как нажимать кнопку в человеке. Главное, чтобы в её существовании сомневались простые люди, иначе мы не сможет ими управлять.
***
ВЛАДИМИР ЛЕНИН
– Как вам ваш Мавзолей?
Тут очень холодно и гр’устно…
– Как можно грустить, если вы вот уже который год – в центре внимания народа? К вам приходят. На вас смотрят.
Тихо здесь. Лежишь, темень… и каблуки охр’аны «цок-цок-цок». Вот эти «цок-цок-цок» и есть, по сути, мои посетители. А где-то там, за мр’амор’ным небом Мавзолея тоскует Надежда Константиновна, голову на бок склонив…
– Каким вам представляется русский народ?
Я очень надеялся в Вер’у нар’ода, а получил пр’авду – мой нар’од – таксидер’мисты. Р’азве полагается Вождю быть чучелом?
– Вы, наверняка, уже слышали мем, мол, «Ленин был грибом»?
Абсур’д исходит из логики вещей. Чучело идола обр’ечено существовать в образе клоуна.
– Вы неплохо сохранились.
Между живым и забальзамир’ованным Ленином – большая р’азница.
– По чему скучаете?
По поездам, углю, чумазым пр’олетар’иям и Наденькой.
– Всё ещё впереди, Владимир Ильич, не грустите.
Не р’асказывайте о будущем человеку, похор’оненому на славянской земле не по славянской тр’адиции. Это же не игр’ушки.
– Вы любите детей?
А вот дети – игр’ушки. М-м-м…
– Какой Мавзолей Вам больше нравится – нынешний или первый, деревянный?
В пер’вом было теплее, уютнее. А этот… этот унизительный. Др’ожишь, зубы стучат, охр’ану зовешь, говор’ишь: «Сева, милый, пр’ошу, принеси мне шер’стяные носки!». И он приносит, надевает. А внутр’и аж щемит от стыда. Не достойно это Вождя. Ой не достойно, товар’ищи.
– В земле-матушке поди холоднее.
В земле-матушке всё очень быстр’о заканчивается. Быстр’о и пр’авильно.
***
МАЙКЛ ДЖЕКСОН
– Как вы относитесь к детским игрушкам?
Мне нравятся «трансформеры». Эти игрушки выражают философию нашего времени – всё не то, чем кажется. Ничто не однозначно. Всё каждую секунду перевоплощается. Сейчас ты можешь быть человеком, а через секунду – машиной или миксером. Ты можешь меняться, быть другим. Трансформеры – они об этом.
– Раз уж мы заговорили об игрушках. Пластмассу какого цвета вы предпочитаете?
В детстве я любил чёрную, коричневую пластмассу. Но сейчас мне ближе белизна.
– Как Вы относитесь к манекенам?
Не подкалывайте меня. Каждый ребёнок спит с медвежонком, но стоило мне положить в постель манекен ребёнка, как на меня спустили всех собак. Что за двойная мораль? Я не собираюсь это обсуждать. Это моё личное дело, что ложить в свою постель. Вы можете видеть в этом манекене грязь, а я вижу в нём себя, маленького, из детства, в которое возвращаюсь, отправляясь в царство снов.
– Но ведь вы спите в барокамере.
Все мальчишки мечтают ночевать в звездолётах.