Вдохновившись акцией Occupy Wall Street, нью-йоркская пиццерия Liberatos приготовила «специальное предложение для тех, кто готов бороться за свои убеждения» – «антикапиталистическую пиццу» OccuPie по цене $15.
Феномен освоения протеста системой не является чем-то новым. Но лишь воочию засвидетельствовав «перезапуск радикального воображения», я сознаю масштабы айсберга, вершиной которого является превращение бунта в товар.
1
17-го сентября 2011-го года несколько сотен активистов собрались в сквере Bowling Green на Манхэттене. Здесь, у скульптуры быка, символизирующего «агрессивный финансовый оптимизм», было положено начало новому «глобальному революционному движению».
Замысел Occupy Wall Street заключается в том, чтобы собраться в сердце мирового капитализма, и устроить площадную конференцию, в рамках которой каждый может обсудить друг с другом вопросы переустройства общества.
Пока ораторы Occupy начинают свою «революцию» классом «протестной йоги», моё внимание приковано к полицейским, ведь именно они являются полевыми индикаторами отношения власти к происходящему.
Если консервативные диктатуры хватаются за дубинку при малейшем проявлении гражданского неповиновения, то диктатура неолиберального капитализма действует хитрее: дабы репрессии не стали музами восстания, режим не запрещает – он позволяет, сохраняя тем самым статус власти. Эта тактическая разница между традиционной и неолиберальной диктатурой – принципиальна, и проясняет демократический имидж американских властей.
Предпочтительными инструментами социального контроля для капитализма является не дубинка и автозак, а Символ и Экономика. Что, разумеется, не исключает ни дубинки, ни автозака – достаточно вспомнить акцию протеста антиглобалистов во время конференции WTO в Сиэтле (1999).
Для силовой реакции, однако, протест должен перейти в революционную форму. Пока этого не происходит, американским властям удаётся казаться демократами.
2
За хромом полицейских очков скрывается не только садист, но и понимание, что всякая толпа содержит угрозу группового оборотня: народа как стихии, которая способна на кровавую зарю, чья перспектива едва ли сознаётся идеалистами, собравшимися на Манхэттене, чтобы обсуждать, а не решать проблемы.
— Капиталистическая экономика прогнила! — кричит хипстер в маске Гая Фокса из коммерческого блокбастера «V значит Вендетта».
— Я полностью с вами согласен, – отвечает преграждающий ему дорогу коп.
Тем временем, ледокол полицейской машины степенно рассекает толпу.
— Позвольте проехать, пожалуйста. Осторожней, не попадите под колёса, спасибо, – доносится отцовский голос власти из динамиков, и активисты послушно расступаются перед церберами капитализма.
Напускное «дружелюбие» копов, конечно, мгновенно выключается, когда протест выходит «за рамки дозволенного». Однако большинство тех, кто здесь собрался, на трансгрессию пока не решаются, и повинуются каждому требованию улыбчивого офицера со связкой наручников в руках.
Дубинки витают в воздухе, но никогда не возникают раньше времени. Толпа вежливо подрезается, изолируется, берется «в коробочку»; копы инфицируют собой массы, и образуют в них сеть, которая служит пастью государства.
3
Капитализм как экономика символа продолжается в антикапиталистической демонстрации: идентичность революционера становится продуктом; протест подменяется безопасной театрализованной сублимацией.
Несмотря на революционный образ Occupy Wall Street в социальных сетях, реальная «революция» под надзором полиции напоминает фестиваль.
Пока 7 тысяч сочувствующих кричат в чате лайфстрима «Держитесь! Мы с вами!», на Occupy царит атмосфера костра и гитары. Старые хипари, университетские профорги, безумные проповедники и пляжные художники в париках Моцарта сливаются в единодушное одноголосие: «Вот что значит демократия!».
— Что вы предлагаете? – спрашивает активиста репортёр.
— Поступило предложение переназвать наш парк.
4
Occupy – это выдающийся слив протестной энергии. Каждый день мирного бездействия заканчивается эякуляцией скопившегося недовольства в пустоту: насытившись образом бунтующих себя, активисты расходятся по домам, и спальникам, из которых поют душевные песни. Возмущающая их социальная реальность остаётся, при этом, неизменной.
Плакаты, которыми сегодня устланы плиты Zuccotti Park, напоминают скорее стену плача, нежели пространство идей и предложений. И хотя происходящее заявляется как «макет нового общества», есть что-то до боли знакомое в образе окруженного копами парка, где кучки безоружных голодранцев сидят на земле перед своими лидерами, и повторяют вслед за ними мантры о светлом будущем, которое отказывается наступать под напором правильных слов.