Искусство излечило меня от веры, и в одночасье показало, что между художником и верующим больше общего, чем между художником и учёным. Художник воображает мир, а верующий мнит себя в его воображаемых чертогах, и лишь учёный знает, что есть «только атомы и пустота». Мне интересен ледокол научного мышления, но не стремление к «чистому разуму» – этой биопатичной идее взвизгнуть над мясом. Наука – только один из способов мышления. Его не стоит возводить в абсолют. Общество победившего научного атеизма является антиутопией. Мгла математиков аналогична мгле хоругвеносцев.
Наука может быть поэзией, но поэзия наукой – никогда. Мой атеизм – не научен, но поэтичен. В нём рождается не знающий, но мыслящий человек. Такой атеизм – это анархия мысли. Не поиск истины, но бесконечное путешествие на новые земли.
МЕТАФИЗИКА КУЛЬТУРЫ
Культура – это чистая магия, которая доказывает, что разум – нечто куда более интересное, чем вычислительная машина, лишённая иррациональной фантазии с её масштабами и возможностями.
Чем безумие творчества отличается от безумия веры? И в том, и в другом случае человек плывёт по реке фантазии и руководствуются метафизикой: образом и мыслью – всем тем, чего нет. Жизнь в фантазии – и есть безумие. В этом смысле, и художник, и верующий – сумасшедшие.
Понятия реального и вымышленного зыбки. Без веры бога нет. Я не верю в существование бога, и в то же время понимаю, что он присутствует в верующем; кроме того, регулярно вторгается в мою атеистическую жизнь, как коллективное существо паствы, с которой я так или иначе взаимодействую.
Учёные могут прояснять материальную действительность, торжествуя отсутствие в ней бога. Однако они забывают о культуре – этой вымышленности, сотканной из фантазий, в которых протекает повседневность нашего цивилизованного бытия.
Человек – это материя. Но эта материя производит концептуальный пар. Было бы глупо исключать его, как факт реального. Нет духа без тела, но есть дух, как идея тела. И значит есть дух. Сам вопрос о наличии бога уже является боготворчеством, поскольку допускает возможность существования вымысла за гранью фантазии.
Это не значит, что мы должны избегать споров о религии. Однако вместо того, чтобы опровергать бога, важнее донести понимание, что современное общество не может определяться мифами о говорящих змеях.
ПРОБЛЕМА РЕЛИГИИ
Религию можно было бы считать формой творчества или чем-то вроде кружка толкиенистов, если бы она не обладала тем общественным статусом, который наделяет её исключительным влиянием и властью.
Либерализм – это безвольная мать политической реакции. Даже прогрессивные светские общества – при всех своих шведских социализмах, легальных наркотиках и гей-браках – относятся к религии со страхом и трепетом. Призыв превозмочь её воспринимается как покушение на свободу личности.
Гуманизм требует уважать шизофреника как человека, но закрывает глаза на факт его болезни. Отказываясь настаивать на лечении, мы потворствуем порядку вещей, при котором обществом управляют люди, верящие в то, что первая женщина была создана из ребра мужчины. И именно таким людям мы как граждане делегируем право устанавливать законы, которым мы подчиняемся.
Большинство верующих – это милые люди, которые искренне не желают никому зла. Однако игнорировать сам факт наличия в них веры было бы странным. Вера увеличивает вероятность того, что в определённой ситуации этот искренний и милый человек поведёт себя иррационально. Мать, позволяющая своему ребёнку пить «святую воду» из чаши, к которой до него пригубился миллион других людей, руководствуется благими намерениями. Она же потом будет пытаться откачать своё чадо молитвой, кляня дьявола за кишечную палочку. Там, где перед её глазами должны возникать представления об элементарной гигиены, происходит пляска грёз, видений и обыкновенной глупости.
Иммунитет от рациональных доводов делает религиозное мышление своего рода ментальным офшором, который позволяет избежать налога на проступок. Это достигается ценой погружения разума в сон. Любые ошибки списываются либо на шайтана, либо на недостаточную веру или понимание её природы.
Верующий не мыслит за пределами мифа. И именно это делает его социально опасным элементом. Все аргументы преломляются у него в божественной логике, а земные законы отступают перед религиозным самосознанием.
ИСКУССТВО И РАЗУМ
Стремление к верховенству разума небезосновательно: выбирая между верующим и знающим хирургом, образованный человек предпочтёт последнего. При всей своей относительности, знание – это наиболее эффективная форма отношений с миром. В повседневной жизни полезнее знать о гравитации, чем шагнуть с обрыва, руководствуясь романтической верой в полёт. Другой вопрос, что установка на тотальную рациональность исключает, наряду с религией, все прочие сферы человеческой деятельности, где ценно фантазматическое мышление. Например, искусство. В искусстве можно верить, вредно веровать, и совершенно не нужно ничего знать. Как и в религии, здесь ценно исступление и трансгрессия, а не холодный разум, но, как и в науке, в искусстве не может быть бога.
БУДУЩЕЕ РЕЛИГИИ
Если искусство понимает разницу между реальностью и фантазией, и не претендует на роль абсолютного института, то религия пытается наполнить собою всё и провозглашает свои видения объективными истинами.
Религия не является причиной веры, скорее – её раздражителем и куратором, который паразитирует на нашем воображении, страхе смерти, и стремлении постичь мир. Разрушительная природа корпораций духа исторически очевидна и, в тот же миг, сокрыта под благозвучным журчанием рассуждений об ангелах.
Тому, кто верит в рогатого подземного царя нечего противопоставить квантовой физике. Наука освобождает знание, и тем самым расправляется с властью небесных отцов. Само по себе знание мертво, если вокруг нет голов, способных его воспринять. И если наука производит знания, то искусство развивает само мышление и чувства, необходимые, чтобы этими знаниями оперировать.
Отказ от религии – это не отказ от фантазии, но отказ от института, который конвертирует её в плен бреда. Закат религиозного мышления представляется мне результатом символической, сугубо культурной расправы над ним.
Искусство, вторгающееся в религию, превращает её в один из своих видов – жанр театра. Церемониал низвергается до расколдованной формы. Polaroid замещается Instagram’ом, а ещё позже все эти «спецэффекты» выходят из моды, и ложатся на полки культурного архива. Так погибают боги.