«Чем выше мы взлетаем, тем меньшими кажемся тем, кто не умеет летать». – Фридрих Ницше
1
Стараниями консерваторов понятие эмигранта превратилось в ругательство. Оставшиеся позади соплеменники обвиняют его в отсутствии патриотизма, и, в то же время, тайно завидуют ему, полагая эмиграцию побегом в рай. Это связано с тем, что большинство если и выезжало «за границу», то с пляжными целями: в Египет, Турцию, отпуск. И представляет эмиграцию как бесконечный all inclusive, а эмигранта – как слабохарактерного и эгоистичного предателя, который выбрал «лёгкий путь» переезда на «всё готовенькое», вместо того, чтобы выгребать тут и с нами. Дальнейшие успехи этого «дезертира» не замечаются; неудачи, напротив, смакуются, и служат утешением для тех, кто не смог вырваться из родного котла.
«Патриоты» на другом берегу не лучше. Для них иммигрант – это угроза: чужак и нахлебник, бегущий из ада в «нашу» сытость, чтобы отнимать «наши» рабочие места, и заполнять матки «наших» женщин своими отпрысками. Ему никогда не стать нами, но мы готовы дать ему шанс жить у нас, если «варвар» откажется от притязаний на равенство, и будет выполнять для нас работу прислуги.
2
Современную эмиграцию невозможно свести ни к ксенофобским предрассудкам в отношении пришлых, ни к национальным гетто, в которых они воспроизводят карикатурно-ностальгическое чучело своей родины.
Поколение, рождённое на пороге миллениума, привносит в мозаику кочующих их новый тип. Это и не беженцы, и не «колбасники», устремляющиеся туда, где больше магазины. Это – молодые космополиты, люди с хорошим образованием, приличным достатком и «продвинутыми» культурными интересами.
Уехать их толкает не диктатура или нищета, – большинство из них не являются политическими активистами, и ведут сытую жизнь, – а желание выйти за рамки исходной локальности, реализоваться в глобальном контексте.
Само по себе это не отрицает существования политических и экономических эмигрантов. Речь лишь о пополнении блудных рядов новым жанром номада, который формируется в условиях «свободного рынка» и его глобализации.
Можно называть представителей этого типа «юной буржуазией», «креативным классом» или просто «хипстерами»… так или иначе, это – первое постсоветское поколение, которое не только увидело, благодаря Сети, цветное многообразие мира, но и получило возможность перемещаться в нём.
Новое поколение сформировалось в глобальной сети, оно анти-локально. Ему не нужны «наши». Оно жаждет разных, ищет «новое», и не хочет расходовать жизнь на то, чтобы бесконечно объяснять озлобышам, что все люди – люди, даже когда мальчик с мальчиком... Несмотря на свою молодость, оно понимает, что жизнь слишком коротка, чтобы расходовать её на «нацию», «патриотизм», «долг перед родиной» и прочие консервативные установки, предполагающие принесение человека в жертву «высоким идеалам», за которыми скрывается религиозный фетиш благородного мученика и хозяйственная прагматика государства.
3
«Нулевые» были временем компенсации за боли и лишения 1990-х; периодом «дурных денег» и быстрых карьер: 20-летние тусовщики становились топ-менеджерами. Их гедонизм сводился к потреблядству, недоступному их советским родителям. Однако к началу 2010-х стало как-то не fun.
Финансовый кризис обнажил эфемерность бабла, хрупкость и относительность сладкого жира, который оно даёт. Можно купить квартиру в элитном доме, есть в дорогих ресторанах, посещать оперный концерты, но это бытие в золотом пузыре не меняет того обстоятельства, что вокруг всё кричит и мычит.
Социальная реальность не может тебя не касаться. Она выражается не только в окружающих тебя людях и формах, но воздействует и на тебя. Консервативное общество подавляет развитие человека, обрекая его на медленное вырождение в однообразии и местечковости. У молодых людей возникает желание сбежать от такой (без)перспективы – прочь из плена маленькой родины.
Речь не о побеге в «тёплые края» – на ПМЖ из «плохой» страны в «хорошую». Речь о перманентном путешествии по разнообразию мира, когда ты живёшь в одном обществе, затем переезжаешь в другое, потом в третье… – пьёшь из разных колодцев, расширяешь свой кругозор, и себя вместе с ним.
4
Одним из расхожих аргументов против чемоданного бытия является тот факт, что приезжим сложно получить хорошую работу в чужом обществе, и многие из них становятся «какими-то таксистами». Как по мне, так лучше быть этим самым «каким-то таксистом» в Нью-Йорке, чем начальником в любом из постсоветских городов – первое обещает приключения, второе – двойной подбородок…
Кроме того, новые мигранты часто являются молодыми специалистами: например, работающими в сфере IT. У таких больше шансов реализоваться в метрополиях рынка, чем на его периферии, где наука мертва, технологии не поспевают за прогрессом, а культура считается чем-то второстепенным.
Сеть избавляет современного человека от необходимости работать по месту жительства. Новые проекты рождаются и умирают не в офисах, а аэропортах и кофейнях с wi-fi. Ты можешь сидеть в Нью-Йорке, твой дизайнер – в Праге, а программист в Паттайе, и создавать вместе проект для Берлина.
5
«Мы там никому не нужны». Вопрос не в том, чтобы быть нужным, а в том, чтобы получить то, что нужно тебе. Не пригодиться, а случиться.
Успешной миграцию делает не её формальный исход, не заработанные в её результате деньги или социальный статус, а опыт.
«Но я не знаю языка». Узнаешь! Потому что язык – это вирус». Он сам тебя заразит. В вавилонах никого не заботит твой акцент – все ломают язык по-своему, и обогащают его собой.
Человек обладает способностью адаптироваться к любым обстоятельствам. Все процессы в нашем мозгу управляются принципом удовольствия. Это значит, что ты вооружен ответить на вызовы любых ситуаций.
6
Быть Жаком Кусто – интереснее, чем Марком Цукербергом; дорога – это всегда приключение, и интенсивный опыт, после которого не жалко умирать.
Довольно окружать миграцию страхом. Стоит или не стоит отправляться в путешествие? Стоит! В мире есть миллионы мест, людей, ситуаций, и всё это ждёт тебя; кем бы ты ни был, ты всегда можешь найти вариант по карману: чтобы попасть в радугу мира, не обязательно ехать в Нью-Йорк или Лондон – места очевидные и давно истоптанные.
География не принципиальна. Принципиально, чтобы всё внутри тебя шевелилось, а вокруг было новым, другим, незнакомым. Самое сложное – решиться, нырнуть в неизвестность.
Первые годы эйфорию сменяет лихорадка ре-социализации и культурного шока. Это – лимб. В нём ты сгораешь, и рождаешься заново, как Феникс – только собой. Ты больше не принадлежишь стране. Ты становишься кораблём. И плывёшь. Всё вокруг живое, обострённое; сердце – горит, глаза – горят; туман рассеивается, у тебя перехватывает дыхание, и голос юнги в твоей мачте кричит: «Земля!».