Всякий раз, когда кто-либо заявляет монополию на истину, я вижу голого дуралея, который носится по палате и, хохоча, бросается говном в санитаров. Однако, не все ли мы такие дуралеи? Возможно ли избежать идеологического плена, живя в обществе, и находясь под воздействием его институтов?
Проблема не столько в той или иной идеологии, сколько в идентичности. Необходимость определять себя в обществе вынуждает нас манифестировать некое концептуально-символическое «Я». Каждая такая манифестация заведомо ограничена, и, в то же время, претендует заявить человека, очертить его целое.
Результатом этого становится обглоданный конспект, у которого есть имя, отчество, и облако оставшихся за кадром идентичности граней. Сам он, при этом, разыгрывает усвоенную идентичность, начинает подгонять под неё свою жизнь, и, в конце концов, становится её пленником – куклой слова.
Идея личности противоречит природе человека, который является хоралом разнообразных идей и голосов, нежели линейно развивающейся константой. В пределах хорала могут выделяться тенденции и трансформации. Однако «Я», от мига к мигу, – не один и тот же человек. Одно и то же разве что моё тело, да и то ежесекундно меняется в динамике времени. Внутри этого тела творятся разные люди, которых я называю собой.
Спасением от безумия является шизофрения – отказ от идеи статичного «Я», – безукоризненно последовательного, и очищенного от противоречий индивида, – в пользу свободно расщеплённого сознания.
Вместо окаменелости – поток. Вместо твердыни – сияние. Вместо личности – множественная личностность. Так человек превращается в холст.
Каждый миг мы пересматриваем себя, умираем и рождаемся новой структурой. «Я» доступно нам лишь в форме вспышки.
Просыпаясь фашистом, я могу стать балериной к обеду, а из полуночного вегана превратиться в весёлого мясника. По вторникам я могу верить в бога, весной становиться атеистом, а в декабре – практиковать вуду.
Каждое моё слово – правда, но ни одно из них не истина.