Все, вдруг, сделались пограничниками. Каждый второй противник человечности – эксперт по пособиям в западных обществах; без двух минут немецкая овчарка, сызранский центр геополитических исследований. Можно только представить с каким томлением все эти господа ждут, когда какой-нибудь из новоприбывших в Европу арабов стащит шницель в берлинском deli. Или, чего лучше, – зарежет фрау. Ну или сразу трёх. Вот уж радости будет! “А мы ведь предупреждали!”, – завопят. Это расхожая практика – за неимением судов Линча, местное отделение Ку Клукс Клана завело блог, где собирает истории преступлений, совершаемых людьми с чёрным цветом кожи. Это помогает расистам оправдывать своё отношение к неграм как таковым. Вот и арабы все им на одно лицо – сплошной ИГИЛ и Талибан.
Всё это, конечно, от дикости. И патриотизм, и ксенофобия, и всё прочее, что заявляет национальную принадлежность территории, полагая, что у немца на Германию больше прав, чем у других людей под этим нашим общим звёздным небом. Я потому и не считаю, что национализм бывает приемлемых форм. Нет, не бывает! Все эти “мы”, “они”, “наше”, “чужое” – оно ж из него происходит. Из него все границы и стены. Из него же сегодня и прёт это равнодушие к людям в беде.
“Да вы на них посмотрите – они же дареной едой в Будапеште бросаются”, – визжит клавиатурная таможня, не понимая ни того, что отказ от этой еды – совершенно очевидный знак протеста против Европы по-Орбану (той Европы, где этих беженцев, прежде чем начать встречать с воздушными шариками, колотили у забора), ни того, что весь спектр поведения эмигрантов банально другой, и судить его лишь по одним культурным лекалам, как если лекала эти – единственно верные – глупо. Беженцы что должны ползать в слезах на четвереньках, чтобы заслужить ваше сострадание? Или, быть может, обязаны помнить о хороших манерах, после того, как, замурованные в палубу, сутками пытались не сдохнуть по пути в новую жизнь? Способны ли вы, господа-шлагбаумы, представить себе через ЧТО прошли эти бегущие? Как смеете журить их за негожее поведение в ситуации стресса?
“Вы, Анатолий, не здесь, а мы тут – в Венгрии, и всё видим своими глазами. Беженцы – хамы и звери”, – пишут мне, политическому беженцу, живущему в стране иммигрантов, аналитики с ледяными сердцами. Да, я реагирую на всю эту историю остро. Но потому и остро, что всё во мне ей сопричастно. Да, мне повезло бежать не от войны, и в несравнимо лучших условиях, но я знаю, что такое потерять дом и провалиться в неизвестность, равно как и смотреть в глаза жандармов у ворот. Когда на вас будут смотреть, как на обезличенного представителя племени людоедов, тогда мы с вами и поговорим про то, имеет ли беженец основания для гнева. Когда одного лишь места рождения, которое никто из нас не выбирал, будет достаточно, чтобы запретить вам сделать два шага вперёд через нарисованную линию – тогда мы с вами и обсудим тонкости этого вашего "понаехали". Ну а пока всё, что есть у ксенофобов – это рассуждения о концептуальных абстракциях вроде араба, который кому-то где-то нож приставил. Shit, разумеется, happens. Уроды встречаются среди любых демографий. Однако частное уродство не должно служить оправданием ни для паралича эмпатии, ни для расистских обобщений.