Бывает, вынырну из грёзы, и сознаю, что моя история исключает счастливый конец. Люди вокруг хватаются за любую возможность, обрастают связями и работой. Тем паче в эмиграции, которая про то, как выжить, зацепиться за другие берега. Я же ни за что не цепляюсь, кроме себя и своего искусства. Вместо того, чтобы отаптывать пороги более рассудительных занятий, гуляю с фотокамерой по стране, которая мне не по карману, и расчёсываю ресницами губы чёрного человека. Вероятно поэтому мой чемодан всегда открыт, и ждёт, когда я вновь с ним брошусь в ветер. Справа трансгендер, слева – коммунист. Мне ближе проклятые и надломленные – такие же, как и я, члены цыганского интернационала. Я так и не смог убедить себя в том, что нормальная жизнь достойна того, чтобы к ней устремляться. Зная про бесконечность волшебного, можно ли променять её на зарплатное выживание? Смерть наступает, и чем она ближе, тем жутче от перспективы разбазариваться: заниматься чем-то, в чём нет тебя без остатка. Что толку лечь в гроб сытым, если ценой этой сытости является отказ от мечты?
Все эти пришлые люди, согласные на всё, только бы быть здесь, в заветном знаке: “Америка”, кажутся больными животными, в которых не осталось ничего, кроме голого умения вонзать коготь в скалу и не тонуть. Я восхищаюсь их когтем, но меня ужасает цена, которую они готовы за него платить. Сам я предпочитаю таращиться на подводное царство. Когтя у меня нет, но зато я могу разглядеть русалку.
Вышесказанное не означает, что все мы должны заниматься праздношатанием с мольбертом. Я знаю множество тех, кто обрёл своё счастье в иных, утилитарных областях. Однако всё это чужие судьбы, и чужое счастье. Моё – в лунном свете. Искусство для меня – это орбита: нечто, вокруг чего возникает сама моя личность, без чего нет меня, и без чего мне ничего не нужно: ни деньги, ни страна, ни моя жизнь. Потому и говорю, что хэппи энда не будет. При всём своём румяном ко-ко-ко, такой отказ от компромисса – это тикающая бомба. Я не знаю, когда жизнь бросит меня на ледяной хуй реальности, сколько ещё я смогу любоваться закатом без оглядки на тарелку супа, но это, в общем, и не важно – я давно уже принял решение не сходить на берег. Пусть на боках моего корабля золотится словечко “Титаник”, оркестр на палубе не прекратит пиликать до конца.