Бродвейский друид с гнилыми зубами просит спичек; "Откуда ты", спрашивает. "Из Украины". "Ах так?!". Хватает меня за лицо, прижимает к стене, зарычал: "Ты – потерянный ангел. Тебе предстоит вернуться домой. Аквага галанга бурум-бурум! На звездолёте." "Это когда?". "Пачача-а!". "В смысле?". "Родители будут ещё живы". Ну и славно. Завернув за угол, натыкаюсь на старушку из Польши. Она пахнет персиками и шепчет мне в ухо холодными, как сметана, губами: "В пятницу я была женщиной в красном." Дело обычное. Стоит Цельсию перевалить за 40, и начинается. "Эй, ты! Я сегодня вышел из тюрьмы. Думаешь, мне подойдёт грим Джокера?". Ухмыляется так, что сразу ясно – подойдёт. Негр размером с секвойю качается на ветру, торгует плётями с рук. "Секс тойс! Секс тойс!". На каждой по надписи: "Папина сучка". "Купи две плети, и получишь наручники бесплатно. По жопе тоже получишь". Хохочет с мокротой и хрипом. Мне только и остаётся, что щипать себя; проверять, не выступила ли пена на краешках губ. Иначе не понять, где плоть, а где её виденья. Незнакомцы наслаиваются друг на друга, и каждый будто бы соревнуется с предыдущим, – пытается перещеголять его безумие. "Чем дольше ты пробудешь на этих улицах, тем сильнее тебя будут боятся нормальные люди, – говорит Патти. – Мне 79, и я единственная в этом доме, кто не принимает наркотиков". "Наркотики?" – между нами протискивается муреной голова гордого мавра. "Я под грибами превращаюсь в тигра”, – говорю я ему знакомства ради. – "Но кто-то мне сказал, что это не тигр, а крыса, и я расстроился. Поселилась в моём сердце вечная тоска". "Та же херня, братан! Мой друг превратился в гнома, запрыгнул мне на руки, и рассмеялся. Глупо это. И обидно. Пора завязывать. У меня ведь уже трое детей. Я торгую ароматными палочками на Бродвее. Делаю $40 баксов в день. А ты чего с фотоаппаратом? Педофил, что ли?”.