1
Закончились времена удобного дуализма, когда мы, – сторонники развития прав и свобод, – могли ткнуть пальцем в консерватора, заявив: “вот он враг”. Сегодня противостоять приходится уже не монолитной химере “старых ценностей”, а самой механике превращения любых ценностей в политику угнетения; т.е. и консерваторам, и всем прочим моралистам – в том числе, либеральным.
Идеология не имеет значения. Опасность представляет сам зуд стать хорошим и сделать хорошими всех этих "неправильных" ближних. Под воздействием этого зуда человек слепнет, становится безрассудным, готовым убивать за идеалы.
Современное пуританство не сводится к противникам гей-браков, абортов или иммигрантов. В его возрождении участвуют многие сторонники эмансипации и равенства. Иллюстрацией тому является скандал вокруг “Письма ста”, которое объединило женщин, осмелившихся возразить против морализации борьбы за гендерное равенство. Не отрицая проблему патриархата, парижская сотня выразила обеспокоенность формами, которые принимают попытки её решить: травлей, цензурой, подавлением сексуальности и творчества... То, что это письмо вызвало волну негодования в феминистской среде – симптоматично.
2
Что осталось от "прогрессивной общественности"? Можно ли к ней апеллировать при нашей нынешней разобщённости? Похоже, что-то случилось с клеем, который объединял наши различия в общность. Из какой бы политической специализации мы не происходили, будь то феминизм или борьба за права меньшинств, у нас была платформа для солидарности – либерализм. Не все мы с ним соглашались, но большинство из нас помещалось под его зонтом.
Ключевым тут является вот это "из нас". Все, кто были не "из нас", объявлялись фашней. Стоило неолиберальной демократии рухнуть, и мы рассыпались следом за ней по сектам. Сегодня они грызут друг другу глотки, решая, кто тут ещё Харви, и как положить ладонь на женскую коленку так, чтобы не стать насильником. Тем временем, изгнанная нами "фашня" сложилась в глобальное консервативное движение, и возвратилась в общество в лице трампов и брэкзитов.
Прогресс парадоксальным образом зависит сегодня от нашей способности принять кончину "прогрессивной общественности" и отказаться от опиума морального превосходства, которое дают нам "освободительные" идеологии.
Единогласие невозможно. Но оно и не требуется, чтобы произвести общество разнообразия с единым законом и равными правами. Призыв отказаться от государственных идеологий не является призывом отказаться от личных убеждений. Однако частные моральные абстракции не должны определять механику общественной жизни. Вопрос не в том, как создать "справедливое" общество, а в том, как ужиться в обществе всем таким разным нам.
3
В 20-м веке все преобразовательные проекты были так или иначе связаны с модернизмом. Вот и сегодня, при попытке нащупать альтернативу глобальному Трампу, на язык сбегаются модернистские понятия прогресса, обновления и необходимости разрушить старые порядки. Вчера у нас был постмодерн, сегодня антимодерн, а на завтра мы уже запланировали "неомодерн", "метамодерн" и т.п. креатуры нашей растерянности. Чтобы выйти из трёх сосен традиционных политических нарративов, необходимо найти платформу, которая не была бы ограничена идеализмом. Нужна ли нам вообще единая идеология? Не достаточно ли общих, сугубо административных принципов организации общества?
В отличие от модернизма, апеллирующего к идеалу новизны, и выстраивающему политику на противопоставлении себя всему старому, функциональный подход к общественной жизни не требует от граждан единой идеологии. Общественный дизайн остаётся открытым для инвестиций со всех сторон в той мере, в которой проистекающие из этого алгоритмы делают общество более эффективным для широкого ассортимента его жителей.
4
Каковы те базовые принципы, которые производят сложную политическую систему, и реализуют функциональное общество разнообразия?
– Свободный обмен информацией (беспрепятственные коммуникации);
– Свобода передвижений и неприкосновенность личности;
– Свобода убеждений, собраний и союзов;
– Право на индивидуальный образ жизни;
– Верховенство права и равенство перед законом;
– Отказ от насилия (государственное предотвращение насилия);
– Демократичные выборы и независимые суды;
Функциональное общество не нуждается в общественной идеологии – для него нет ни добра, ни зла; ни хорошего, ни плохого человека. Есть проблемы и решения, возможности и угрозы, потребности и способы их удовлетворить. Формирование индивидуальных убеждений не входит в компетенцию государства.
Разнообразие не означает всеядность. Функциональное общество использует принудительную власть для минимизации насилия. Следовательно, наказывает радикалов, если их убеждения перерастают в насильственные действия. Однако это не значит, что такое общество стремится свести сумму своих граждан к единомыслию. Единым является только закон. Никто не вправе заставлять кого-либо любить геев, мигрантов или аборты. Но каждый участник общества берёт на себя обязанность соблюдать закон и уважать права других людей.
Если политика племени выстраивается вокруг однообразия, вождя и метафизики тотема, то в политике функции ключевым является инженерия содружества. Мы более не выкликаем общество над ступкой, ковыряя пальцем в прахе предков. Мы его разрабатываем. Для всех прочих, нерациональных, "трансовых" практик, у нас имеется пространство личной жизни – область поэзии, богов и поцелуев.