Крэг явился на встречу с цветами, и подарил их мне. Ни один мужчина со мной такого раньше не делал. Мужественность, доставшаяся мне вместе с хуем, внезапно отвалилась, и в глубине штанов захлюпала новорождённая пизда. Я покраснел, взопрел до кругляшков, и, в конце концов, так охуел, что начал получать удовольствие. "Это мне? Как приятно!", – мычу я из лужи, которой стал.
– Я, – говорит Крэг, – читаю сейчас книгу об африканской духовности, и там написано, что между молитвой и, скажем, уборкой квартиры нет никакой разницы – всё, что мы делаем, может быть выражением нашей любви к богу.
– В смысле?
– В том смысле, что занимаясь сексом, мы славим Всевышнего.
– Чувак, ты же знаешь, что я не верю в бога.
Расставив точки над сексуальными ориентациями, мы остаёмся друзьями.
– Чё, у вас не принято дарить цветы пацанам? – спрашивает Крэг.
– Только певцам и диктаторам.
– Ну и ну! Это ведь дружелюбный жест. Если кто-то дарит тебе цветы, значит ты этому человеку нравишься.
– В том то и дело, что большинство славянских мужчин не хотят нравиться человеку. Тем более, мужчине. Его любовь угрожает их кадыкам. Я и сам растерялся, получив от тебя этот букет. Во мне не оказалось культурной информации, которая бы говорила мне как себя вести в такой ситуации. Традиционная инструкция велит "переебать", но я же не дикарь.
– Вот тебе "культурная информация" – бери букет и наслаждайся его красотой. Тебе приятно, и мне приятно, что тебе приятно. Вот и всё.
– Да я понимаю. И не считаю, что мужчины не могут дарить друг другу цветы. Однако, стоило тебе вручить мне букет, и у меня в голове включился шум дозванивающегося модема, а вслед за ним вопрос: мужчина я или женщина?
– Так и каков вердикт? Мужчина ты или женщина?
– Мужчина.
– А что это значит? Что делает тебя мужчиной?
– Хуй.
– Хуй – это про пол, а мужчина – про гендер.
– Я знаю, но у меня в голове пол и гендер не разделены. Я мужчина не потому, что "сильный", "активный" или "мужественный", а потому что у меня есть хуй. То есть, для меня мужчина – это биологический, а не культурный факт. При этом, я квир.
– Чего?!! Ты белый гетеросексуальный цисгендерный мужчина. Традиционнее ничего не придумаешь. Что делает тебя квиром?
– Да, я не трансгендерная женщина – мой изгиб не очевиден. И, всё же, я, в понимании моей культуры, слишком "женственный", чтобы быть "настоящим мужчиной". Моё поведение не соответствует гендерному стандарту, и в то же время не является радикальным отклонением от него. Так у меня во всём: я не достаточно украинец, и не достаточно русский, не достаточно мужчина, и не достаточно квир. Правые считают меня левым, а левые – правым... Всё у меня погранично, на полутонах, и везде я, в итоге, чужой.
– Ну, может, и для тебя когда-нибудь найдётся подходящее слово. Мне тоже не легко. Нет ничего хуже, чем быть чёрным в Америке, и геем на Ямайке. А я и то, и другое. Всегда жил тихо, не высовывался, но в какой-то момент понял, что так и умру спрятавшимся. Плюнул, открылся, и теперь вот хожу в этих шортах. Недавно друзья пригласили меня на самую большую гей-пати в Южной Калифорнии. Я там охуел, как ты от букета – представь себе тысячи голых тел, которые танцуют в бассейнах, и хватают тебя за жопу. Всё это под открытым небом, среди бела дня, и никто ничего не боится, прикинь? Я к такому не привык. В юности у меня всегда была с собой в рюкзаке сменная одежда. Я переодевался в неё когда выезжал за пределы карибского Бруклина. А тут, вдруг, сменка больше не нужна. Всё это я к тому, что должно пройти время, прежде чем мы все сможем оставить прошлое в прошлом. Ну а пока заказывай коктейль. Мне потребовалось два, чтобы мочь просто сдвинуться с места на той пати.
Я рад за Крэга, но ещё больше я рад за себя, идущего с ним по Бродвею с букетом цветов. Со всех сторон ко мне слетаются улыбки прохожих. Им ясно, что цветы эти для меня, и рядом со мной идёт тот, кто мне их подарил. Я ему нравлюсь. И все видят, что я ему нравлюсь. От этого я весь искрюсь, как бенгальский огонь. Банальная хуйня, – цветы, – но я банально счастлив. Или счастлива. Не важно...
Обняв меня на прощание, Крэг обещает накормить меня в следующий раз "либо котлетками, либо клубникой", и, подмигнув, растворяется в солнце. Окрылённый нашей встречей, я порхаю в цветах, и всё во мне поёт, как канарейка.
Без Крэга рядом, впрочем, мир, вдруг, изменился, подостыл.
"Ей понравится", – говорит мне прохожая старушка, глядя на мой букет. А я вне себя от ярости. Какой на хуй "ей"? Это МНЕ! МОИ цветы! И, кстати, – ОТ ПАРНЯ!
Улыбку старушки слизало закатом.
– Вы верите в бога, молодой человек?
– Нет.
– Значит, у вас нет будущего.