Чтобы понять как из народа, пережившего Холокост, выскочил голем, способный поливать бомбами арабских детей, необходимо заглянуть в недра исторической травмы и узнать, почему сионисты не любят евреев, прошедших Аушвиц.
История еврейского народа пестрит погромами, квинтэссенцией которых стал Холокост. Те, кому удалось выжить, вышли из лагерей покалеченными людьми, чьи родные и близкие были обращены в золу. У многих не осталось никого и ничего – только пульс, вина уцелевшего и ярость.
Так возникает Накам – экстремистская организация, чьё название переводится как “месть” (основатель – левый сионист из Севастополя Абель Ковнер) и ставившая своей целью ликвидацию шести миллионов немецких граждан. В будущем, члены этой и подобных организаций определят политику Израиля, войдут в Моссад, устроят Накба.
После Холокоста многие из них разочаровались в левом гуманизме, что стало благоприятной почвой для роста правых настроений. Их сионизм поставил перед собой более амбициозную цель, чем создание нового еврейского государства в Палестине. Они решили создать нового еврея, который перестанет быть слабой и пассивной жертвой исторической несправедливости и станет сильным, активным, “маскулинным” евреем, способным вселять страх в своих врагов и гарантировать “никогда снова”. Отправляясь в Палестину, они клялись “памятью миллионов мучеников, убитых, сожжённых, замученных и изнасилованных” уничтожать всех, кто посмеет угрожать еврейскому народу.
Ложась на травму, религию, правые идеи и классовые интересы, эта цель произвела моральный аргумент, т.н. теологию возмездия, открывающую врата в бесконечность ‘праведного’ насилия. Его ключевым элементом является перенос. Отныне любой противник Израиля – это абсолютный, экзистенциальный враг – язычники, нацисты и амаликитяне, которых нужно уничтожить полностью, чтобы восстановить достоинство еврейского народа (а с ним и их бога). В своей крайней форме теология возмездия становится мессианским реализмом и требует кровавого катаклизма, очищающего еврейский народ в акте совершаемого им насилия в отношении всех “врагов”.
“Есть смысл убивать детей [врага]… из-за той опасности, которую они представляют в будущем, когда вырастут, вероятно, столь же злыми, что и их родители” (раввин Ицхак Шапира)
Сила и насилие как залог безопасности и выживания – такова идеология партии Ликуд, а до неё – Херут, а до неё – Иргун. Иными словами, идеи, определившие официальную политику Израиля, являются экстремистскими. И относятся к течению ревизионистского сионизма, который не предполагает компромиссов с “туземцами”, и ведом людьми, чью жажду возмездия невозможно утолить никакой кровью и… ненавидящими себя.
В глазах ряда сионистов жертвы Холокоста были слабаками, виновными в бездействии и заходившими в газенвагены подобно овцам. Образ голого и униженного еврея представляется им постыдным и вытесняется из зеркала, в котором хочется увидеть нечто иное. Но что?
Я не случайно упомянул голема, чей миф занимает центральное место в еврейском фольклоре и является одним из ключей к пониманию происходящего в Газе. Ведь что такое голем? Это – монстр, которого раввин призывает к жизни, чтобы защитить еврейский народ от нападок. Миф о големе выражает глубинный страх еврея: в любой момент, соседи могут ополчиться на тебя, и потому тебе придётся вызвать монстра, – страшное, но необходимое зло, – чтобы спастись.
Именно поэтому ответ Израиля всегда чрезмерен в своём насилии, которое является компульсивным антитезисом еврею как жертве, идущей на убой.
В акте возмездия, еврей воспроизводит пережитое им насилие, возвращает его символическому врагу, пытаясь переварить и выплюнуть Холокост. Что ведёт к новым виткам насилия, беременеющего собой.
Согласно мифу, чтобы оживить голема, нужно начертать у него на лбу слово “эмет”, что означает “истина”. Если стереть первую букву, останется “мет”, то есть “смерть” — и голем распадётся. Вопрос лишь в том, как еврейскому народу дотянуться до лба своего голема прежде, чем этот монстр сотворит в Газе трагедию, ужас и боль которой никто не понимает лучше, чем еврейский народ.