1
Прилёт во двор детства. Где жили оба моих лучших друга. Где было всё, и всё было впервые: напиток «Юппи» и приставка «Дэнди». Первые фильмы с Джеки Чаном. Первая любовь. И даже встреча первая с первертом – там, в ароматах канифоли, хлеба, и жвачки «Turbo». Через дорогу от меня. В паре кварталов от сестры. Прямо сейчас.
Двор детства был. Был рядом с нашим детским садом. С нашей школой. С нашим парком, где я ездил по лужам на педальной машине «Кросс», гулял с бабушкой в берете с сосочком, играл с собакой породы Ротвейлер, и работал кондуктором на детской железной дороге, чью форму на ночь не снимал.
Теперь наш остров детства – хлам.
Один мой лучший друг стал путинистом. Другой – напротив, против подлого болота. И оба их гнезда теперь не существуют. Остались только черепки да память, которая ничто не забывает.
Гадина палит по детству. По снам. По нам.
2
Дом в уничтоженном дворе детства был интересным архитектурным объектом. «Круглый дом», или «блоки», как называли его мы, был построен в 1930-м году по проекту архитектора Михала Рыбы, и являлся образцом функционализма.
Функционалисты решали конкретные утилитарные задачи, руководствуясь формулой: «форма определяется функцией»; и проектировали здания в строгом соответствии с их предназначением. Этим объясняется скромность их форм.
«Круглый дом» строился с целью обеспечить большое количество дешёвых квартир, многие из которых были, в итоге, коммунальными. Изначально там проживало множество преподавателей Львовского политеха – «воюющая с империализмом» Россия ударила по дому для бедных интеллигентов.
Рыба вписал новую форму в старый Львов – не просто дешево, но и красиво. Отсюда цветы в стиле ар деко. Что, кстати, необычно, так как функционалисты выступали против «орнаментализма, фасадничества и декоративности». Адольф Лоос, – один из идеологов жанра, – считал, что всякое украшение есть детство человечества, которое должно быть преодолено, а орнамент — «эротический символ, свойственный самой низкой ступени развития человека».
Цветы, на которых настоял Рыба, сделали своё подлое эротическое дело. В одном из подъездов мы регулярно натыкались на мужика в халате трудовика. Закрыв лицо свободной рукой, он любил стоять в углу подъезда, и смотреть на нас сквозь пальцы взволнованным глазом, рядом с которым пульсировала височная вена.
Надеюсь, «трудовик» успел куда-то спрятаться во время обстрела. Например, в сеть бомбоубежищ, под домом куда хулиган Денис и его друг Жоффрей уводили девочек, после чего возвращались к нам и хвастались: «В бомбоубежище летали трусы Насти!».
«Круглый дом» был практически сплошным кольцом с небольшим проходом во внутренний двор. И доступ в большинство подъездов был именно из этого двора. Он был центральным элементом композиции и представлял собой закрытый микрокосм внутри города. Жители дома жили в кругу, и выходили друг к другу, – окнами и телом, – на общую площадь, в точку сборки. То есть, архитектурное решение создавало основания для формирования сообщества.
По всему этому ударила Россия, отняв у нас ещё один объект, напоминающий о модернистском порыве в новый мир, к новому человеку и обществу, заряженному мечтой о более справедливом социальном порядке.
Здания нет. Но есть мечта. Её не уничтожить российской ракетой. Это сейчас такая ночь. Но придёт утро без такой России.
3
Получил ответ от лучшего друга из львовского детства – того, который ZaПобеду, и в чью квартиру ZaЛетела путинская ракета. Когда это произошло, я написал ему, мол, «посмотри, я глазам не могу поверить, это же наше детство... где мы играли... тупо в твой и Митин подъезд... в наш остров детства».
Прошло четыре дня и друг ответил. «Привет. Вот мои окна. Через подъезд Митя жил». ТЧК. А я такой: «так да, это капец, видеть руины детства эти». Тишина.
Я, разумеется, писал, не для того, чтобы ругаться. Писал на живой эмоции; не путинисту, который уехал в Россию на заработки, осел, и пишет поздравления с днём рождения Владимиру Владимировичу, а просто Лёхе – другу из детства, которое нас связывает, и по которому только что ударила российская ракета.
Я не собирался его переубеждать, обвинять, отменять. Я просто увидел как дом Лёхи превратился в обугленный череп с глазницами окон. Из этих окон мне когда-то махала его рука, мол, заходи, Толян, пошпилим на приставке. Вот я и написал. Как Толян Лёхе. А Лёха – дрозд в руках таксидермиста. Нет ответа.
Это уже потом мне стало интересно, каково этого: поздравлять Владимира Владимировича с днюхой, и получать от него ракету. Но я про это не спросил. Да и что тут скажешь? Откуда мне знать, каково это – переехать из Украины в Россию, построить бизнес, завести детей, создать новую жизнь, и тут, вдруг, твоя новая жизнь вторгается в дом к твоим родакам, бомбит твоё детство, а ты... украинец в России. Точнее, для тебя в России есть другое слово. Слово, которым тебе в этих твоих нынешних обстоятельствах очень не хочется быть. Поэтому ты с двойным усердием лупишь себя в грудь, чтобы никто, ни дай бог, не разглядел за твоим отчаянным кличем «Я – русский!» тебя. То есть, хо... рошего человека.
И вот я листаю его ленту, и всё равно, во всей этой толще ясно каких постов, – и про то, что улицы Мариуполя «оживают, а люди привыкают к стабильности»; и про то, что «Владимир Путин – безусловный лидер нашей страны»; и про то, что «решения нашего лидера всегда ведут к победам», – за всей этой копотью из ксивы единороса, я всё равно вижу Лёху. Лёху, который из детства, и твой друг. Друг, которого я сто пудов был бы рад увидеть вживую. Даже сейчас. Мы же с ним сидели за одной партой в школе. В неё, кстати, тоже попал осколок...
Злости не возникает. Есть что-то типа меланхоличной горечи, в стакане с которой плавают кубики ужаса. Как будто детство умерло. Точнее, не как будто, а тупо сдохло детство, понимаете? Осталась только память – куски распадающегося облачка. Корабль с ним уплывает, и на палубе там – родная, изначальная жизнь, машет тебе рукой друга Лёхи.
Мне почему-то даже его стало жалко, хотя Лёха вроде как в шоколаде, купил себе классный велик, ест краба, второго сына породил. Но всё равно жутко попасть в такой капкан, когда ты – украинец, твои родаки под ракетой, и вот уже твой дом – руина, а ты просыпаешься, и пишешь в ленту «ну как ни как, а всё-таки лето».
Лето Лёхи проходит нормально. Погода хорошая. Сын едет на море. И на столе у Лёхи стоит чёрная икра. Это я узнаю из поста под постом о том, что «подвергать сомнению и тем более противодействовать решениям национального лидера в сегодняшней ситуации – преступление против России!».
В общем, прошлого не вернуть, а самые страшные слова на русском языке звучат так: «ваш покорный слуга».