Бывает, проснёшься, и понимаешь: смерть мчится, мчится, мчится на огненном коне, и не спастись в засосах тебе, ему, и мне.
Это понимание требует жить – с растущей жаждой, впиваясь губами в токи событий. Впрочем, такая работа губ не снимает смерть с повестки сознания и кажется неврозом.
1
Смерть предстаёт в разных нарядах: в форме животного страха погибели; или в форме тревоги – когда ты сталкиваешься со смертью ближнего, чей труп является зеркалом, и напоминает о том, что и тебя ждёт превращение в кадавра; тем же занимается и обычное зеркало – напоминает.
Небытие представить невозможно. Всё, что остаётся – это углубление в процесс умирания – в жизнь. Такое “бытие к смерти” хочется подсластить удовольствием. И, всё же, тревога не отступает, а смерть рано или поздно наступает. Источником беспокойства по этому поводу является не столько факт наступления, сколько союз “или” – положение неопределённости.
Мы говорим о смерти в терминах загадки, пытаемся заглянуть за занавес неизвестности в надежде познать её и обрести покой. Меж тем, не менее загадочной и “неизвестной” является жизнь.
2
“Story is the king” – говорит жук и жаба. История – это главное. Так ли это?
С одной стороны, это так: история присутствует в большинстве книг и фильмов. Любая культура любого народа представляет собой собрание историй. История, – как нарратив, структура, организация, – служит средством упорядочивания сознания, его конверсии в “Я”, в город как территорию порядка и разума. Возможно, история – это то, что “делает” человека…
В то же время, примат истории рождает иллюзию того, что жизнь нарративна: с завязкой, развязкой, и прочим путём протагониста – аркой, разбитой на акты и главы. Опыт жизни, однако, не создаёт такого впечатления.
Мы можем вычленять конспекты, познавать феномены, выявлять отношения и закономерности. Но это не устраняет тревогу, возникающую на осязаемых швах между реальностью и её конспектами.
Где история в ощущении лесного пространства? О чём повествует утро? Зачем искать нарратив в потоке клякс, эпизодов, и вспышек, ценных лишь потому, что мы смертны, и сентиментальны в отношении переживаемых событий?
3
Важную роль играет память. Ведь что значит быть? Быть значит существовать как тело. Но также – сознавать, что тело существует.
Без памяти нет сознания, и, следовательно, возможности зафиксировать и осмыслить факт бытия; быть не только физически, но и в социокультурном смысле.
С одной стороны, память хранит обрывки жизни в форме эхо – воспоминаний, из которых мы собираем себя; с другой – эти воспоминания являются отголосками прошедшего времени – его ряженными призраками. Призраки тают, ускользают.
Что из того, что было позабыто? Сколького ты не помнишь?
Если ты – это не только тело, но и сознание, основанное на памяти, означает ли это, что, забывая что-то, ты теряешь фрагмент своей мозаики и этим меняешь свой знаменатель; что часть тебя перестаёт быть; что забывать – значит, жить свою смерть?
Это могло бы объяснить тревогу, ведь помнить всё невозможно. Можно чувствовать как время обгладывает тебя; как ветер уносит тебя по щепотке; производить воспоминания; цепляться остатком за жизнь, зная, что смерть всё равно тебя слижет, как повидло; понимать, что каждый следующий эпизод более ценен; что перед самой смертью, мы будем на пике собственных событий; что единственный способ выйти за рамки смерти тела – это не только запоминать, но и запоминаться, быть призрачной икрой: открыткой, фильмом, стишком…