Один и тот же рот говорит от себя и от них попеременно. Бахус во мне требует всеобщей оргии мяса, Аполлон – загрузки в машину. «Происходит в буквальном смысле пригвождение тела к кресту духа и ума». Осмелюсь предположить, что на пост-биологическом этапе существования человека Бахус будет компенсирован. Единение с Ними произойдёт в рамках бестелесного симбиоза разумов. И всё же: лишившись тела, лишимся ли мы его желаний? Не зазвучит ли эхо плоти? Гениталиям, не исключено, предстоит совершить путешествие в сознание, а нам – переизобрести секс, хотя, – размышляя из эпицентра тела, которое приносит мне столько чувственных наслаждений, – секс вне плоти кажется мне скорее химерой.
Политика тела остаётся для меня территорией, где я сомневаюсь пуще обычного. Я – это и тело, или тело – это только сосуд, где Я? Смерть скрывает ответ. Может ли киборг испытать оргазм? Если бытие измышляемо, возможен ли бестелесный секс? Возможна ли чувственность, отзывающаяся в трепете чистых мыслей? Всё это, конечно, интрига и вызов. Нам не найти ответов, не пережив расставание с мясом.
Эволюции неизвестно противоестественное – если наш вид окажется в ситуации, когда пути назад нет, и тело не вернуть, означать это может только одно – назад нам не нужно, не нужно и тело. Я призываю рваться наружу, прочь, в территории призраков, идей и джинов.
Что до Вакха, Либера, Диониса, Бахуса… думая о нём, я вижу Аполлона, навеки беременного всей этой компанией одного порядка. Нет аполлонического, которое не было бы орошено хтоническим семенем: Аполлон рождает звездолёт, но что заставляет этот начинённый электроникой фаллос спешить к раскалённой утробе следующей звезды? Капитан Дионис, разумеется. Всё едино и мы – одновременны.