Мать в длинных розовых чулках – крупный горошек, косы, банка «Аризоны». Я улыбаюсь её пестроте: чёрной и приторной; не пристыженной возрастом. Она невероятна, как прогерия – ребёнок и старец в одном существе. Моя симпатия, однако, для неё загадка: глаза мёртвой рыбы, как облака ила – мутные и отсутствующие. Улыбка незнакомца её настораживает. «Эй, йо, этот поезд идёт до Франклин?». «Да». «Спасибо, сэр». Взгляд сочится, утекает, теряется – не устоять с таким ветром на кромке обрыва. Наклонившись к дочери, она начинает говорить голосом грома и ножей. «Ты, блядь, вообще знаешь, куда мы едем?». Её язык становится хлыстом, и тут же ставит на колени. Дочь цепенеет, тихо «Да». «Что?!». Ещё тише: «Да…». «Куда мы едем, блядь?!». «На Франклин авеню». «Смотри в карту, сука». Смотрит. «Что будет, если потеряешься?». Глаза пассажиров утекают в телефоны и книги. «Нихуя ты не знаешь, глупая тварь!». Дочь начинает ковырять тоннель в коленках, чтобы прочь. «Куда мы едем, дура? А?! Не слышу!!!». «На Франклин…». «Дура!». И она снова обращается ко мне, и голос её снова мягкий, как зефир: «Есть ли на Франклин переход, сэр?». «Да». «Спасибо, сэр…». Её ад начинает пахнуть. Пахнет им и дочь. «Смотри, блядь, в карту я сказала!». Ребёнок размером с зерно пытается скрыть свою дрожь. Я так боюсь унизить её своим взглядом, но, всё же, решаюсь отдать ей хоть миг: её полные крови глаза тут же бросаются в меня, как две лисицы, два пожара, и всё там кричит, колотится и хочет не быть. Мать раздается кулаком в стекло – шарахается пассажир. «Ненавижу, блядь, поезда! Мне нужно срочно выйти из этого ебаного вагона... Едет, и не знает куда. Куда мы едем, дебилка?!». «На Франклин…». «Заткнись! Куда мы едем, а?». «На Фр…». «Смотри в карту, блядь вонючая!». Она смотрит, и вся, как камень, как пленник в немеющем теле; предательски набегает слеза, но быстро схвачена и похоронена в ладонь. «Заткнись! Молчи! Отвернись!». Так протекает вечность до щелчка: «Франклин Авеню. Следующая остановка…». Девочка побелевшая, исковерканная – пошатываясь, выбредает. Мать обращается к пассажирам: «Простите меня. Я просто не выношу поездов».