Сегодня, когда врата европейского Элизиума трещат под напором бегущих из ада, западная культура переживает кризис своих основ – в первую очередь, гуманизма. Красивые разговоры о примате человеческой жизни обернулись полицейскими кордонами на границах золотой клетки. Из-под руин либерализма тут же полезли правые черти, усматривающие в эмигрантах закат круасана. Как и всякий кризис, происходящее является перепутьем. Отказ пущать чужаков станет концом гуманистического проекта и, следовательно, ренессансом старой Европы – белой, имперской, нетерпимой. С другой стороны, полчища беженцев едва ли спешат под знамёна прогрессивного мужеложества. В их чемоданах не только орущие дети, но и Аллах, который сам по себе ничем не лучше злобных истерик венгерского премьер-министра. Ситуация несколько сложнее, чем окружающие её сентименты. Наивной песенки про "всех просто пустить" здесь, увы, недостаточно.
Сегодня ясно одно – Европа должна измениться. Станет ли она реальным союзом гуманистических обществ, или колыбелью нового фашизма зависит от самих гуманистов, и того, как они среагируют на сложившийся кризис.
ТРАВОЯДНЫЙ ГУМАНИЗМ
Гуманизм сам лишил себя возможности обсуждать проблемы открыто. Моральное комильфо политкорректности исключает критическое осмысление культуры тех, кто желает примкнуть к либеральному космосу. Вместо того, чтобы провозгласить религиозное мышление дикарством, а атеизм – условием европейской мечты, левая интеллигенция принялась кокетничать с национальными культурами людей, превращающих женщин в скворечники, мол, не стоит путать Ислам, и Исламское Государство. В результате этого малодушия критика Ислама была отдана на откуп правым популистам, чьими стараниями понятие эмигранта стало синонимом араба, хранящего под подушкой тротил и порно от Аль-Каиды.
Все боги питаются кровью. Проблема гуманизма не в том, что он слишком наивен, но в том, что он недостаточно радикален. Там, где ему следовало создавать инфраструктуру адаптации эмигрантов к секулярному обществу, он строил мечети, дабы никто не заподозрил его в исламофобии, как если в страхе перед религией, допускающей убийство неверных, есть нечто противоестественное.
Да, несомненно, отказ от мечети предполагает отказ и от любого другого храма. Но и здесь гуманизм проявляет самоубийственную терпимость. Несмотря на то, что любая религия артикулирует человека рабом вымышленных сущностей, он относится ко всему этому спиритическому барахлу с уважением.
Если гуманизм намерен пережить нынешний кризис, и создать общество, где, с одной стороны, цветут тысячи цветов, а с другой – никто никого не расстреливает за карикатуры на Пророка, ему необходимо предъявить жесткие требования – в первую очередь, к самому себе, и тому обществу, которое он зовёт прогрессивным.
ВОИНСТВЕННАЯ АДАПТАЦИЯ
Границы должны быть открыты. Однако не достаточно просто распахнуть ворота, и думать, что люди, прожившие всю свою жизнь в метафизическом трансе, откажутся от своих богов под воздействием чудотворящего "Сникерса". В отсутствие общенациональных программ адаптации и проектов а-ля Refugees Welcome, беженцы оказываются в гетто, на работах, доходы от которых не позволяют им включиться в общество "равных возможностей". Вместо этого их ждёт классовая и культурная изоляция; родная церковь, как единственная уцелевшая зона комфорта, где их дикарство лишь усугубится.
Изоляция является не только следствием культурного шока, который переживает эмигрант в первые годы своей жизни на новой земле, но также результатом европейской политики, которая – бастард колониализма. Разница лишь в том, что если раньше рабов привозили силой, то сегодня они сами спешат в чертоги сладкого плена. Отсюда – мечети, которые служат залогом того, что у фрау всегда будет её верный садовник с лицом карамельного цвета. Вера способствует глупости, и производит человека, неспособного покинуть касту обслуги.
Шесть дней в неделю мой мексиканский сосед выгружает ящики с апельсинами, чтобы затем, в воскресенье, – свой единственный свободный день, – отправиться в церковь, и стенать там, как больное животное, под ликами святых кадавров.
Вместо того, чтобы эксплуатировать консерватизм беженцев, гуманизм должен создавать более эффективные условия для их успешной социализации: например, способствовать их расселению среди местных, равно как и предоставлять местным льготы за поселение в уже сформировавшихся эмигрантских районах.
Вышесказанное, конечно, не означает, что дикарство – проблема исключительно приезжих. Аналогичными дикарями являются те белые европейцы, чье имперское высокомерие стало сегодня политическим мэйнстримом, и вдохновляет анти-миграционные шествия расистов. Когда я говорю о необходимости адаптации к Европе, то подразумеваю адаптацию всех сторон – не только эмигрантов, но и всех тех, кто видит в них только угрозу. Распад Европы, которого так боятся правые, должен стать не менее важной целью для гуманизма, чем секуляризация беженцев.
ЧУЖАЯ КРОВЬ
Каждый из нас, вне зависимости от цвета кожи, культуры и места проживания, отравлен тем или иным консервативным ядом. Вопрос лишь в том, как научиться вместе жить. Культурное обособление приводит к инцесту и вырождению человека в сгусток дуралейства и предрассудков. Чтобы адаптироваться друг к другу, мы должны жить вместе, видеть Другого, и взаиморасширять наши сознания.
Это не значит, что всякий имеющийся в нас культурный код представляет ценность и должен сохраняться, как условие нашей особости. По мере эволюции каким-то плавникам всё же приходится атрофироваться, дабы мы все помещались в водоём общественного договора.
Пришлые толпы несут возможность перемен, растворение традиций друг в друге. Под воздействием чужой крови культура приходит в движение, обогащается новыми смыслами. Однородной может быть только провинция. Мегаполис, напротив, всегда стремится к Вавилону. И хотя консерватизм по-прежнему возводит между нами стены, мы, – не политики, но граждане своих миров, – стремимся друг к другу. Нам есть чем обмениваться, есть чему вместе учиться.
Ни Жака, ни Пётра, ни Абдулу нельзя свести к недугам их традиционных культур. Как и все прочие люди, они – сложнее, чем побасенки про воздушных отцов. Быть гуманистом сегодня – это освобождать людей из лап всякого божества, помогать им встречаться и узнавать друг в друге не француза или ливанца, но человека.