1
Угнетатели – это люди, которые говорят за тебя: мужчины, рассуждающие о безосновательности протеста женщин против сексизма; гетеросексуалы, лучше любого гея знающие, как обстоят дела с дискриминацией представителей квир-сообщества; белые, провозглашающие расизм делом давно минувших дней; и те украинцы, которые заявляют, что их соотечественники, заклеймённые “ватой” и “совками”, ничего при этом не чувствуют, а если и чувствуют, то поделом…
Впрочем, и феминистки, и квиры, и рукраинцы сами становятся угнетателями, когда берутся отрицать угнетение других женщин, квиров и рукраинцев. Как и прочие интервенты, они вторгаются на территорию чужой субъективности, и артикулируют её вместо её непосредственного субъекта. Вот почему так важно завалить ебало, а если и распахивать его, то только за себя, про себя, и от себя.
Заявляя это, я призываю воздержаться, в первую очередь, от апроприативных высказываний, которые не являются выражением солидарности с угнетёнными, и отрицают их угнетённое положение. Угнетатель отрицает угнетение, поскольку не хочет отражаться в его признании – узнавать себя в источнике боли ближнего. Угнетённый же стремится покончить с собственным угнетением, что, в идеале, приводит его к осознанию необходимости трансформации всего общества – освобождения не только себя, но и угнетателя от дегуманизирующей его практики угнетения.
2
В отличие от политического переворота, утверждающего над угнетёнными класс новых вождей, и тем самым воспроизводящего угнетение, подлинная революция – это освобождение, достигнутое в результате осознания угнетения и взаимной включённости угнетённых в борьбу за свою свободу и достоинство.
Не стоит, однако, идеализировать угнетённых. Сформированные в положении угнетения, они несут в себе его эхо. Основатель “педагогики угнетённых” Паулу Фрейре не случайно подчеркивает “почти одержимое стремление” угнетённых к “отождествлению с противоположным”, и воспроизводству поведения угнетателя: “Угнетённые как бы “сливаются” с угнетателями. […] …видят в угнетателях образец “человека”. Поэтому слова угнетённого о угнетённом не должны наделяться автоматическим авторитетом лишь основании статуса угнетённого.
Квир, отрицающий угнетение квиров, не является источником какой-либо иной правды, чем своей собственной. Еврей, заявляющий, что у евреев нет проблем с украинскими националистами, может делать подобные заявления и с позиции защитного конформизма. Спасаясь от насилия через его отрицание, и, в то же время, представляя собой угнетённых, он делает их и своё угнетение невидимым.
Но закрытые глаза не меняют реальности. Свобода не возникает сама по себе. И лишь через постоянный поиск и борьбу переходит из состояния идеи в состояние общества – его качество.
Отрицание угнетения превращает угнетённого в сообщника своего угнетателя. И только усиливает чувство угнетённости. А, под воздействем вины, и стремление к наказанию – агрессии, проливающейся на угнетённого теперь уже не только со стороны угнетателя, но и от себя самого – либо через самобичевание, либо через нападение угнетённого на других угнетённых, что является классикой переноса.
3
Общее между людьми, – будь то пол, сексуальная ориентация или взгляды, – упрощает, но не гарантирует взаимопонимания. Каждый – энигма. И обречён: либо на насильственное обобщение, либо на вынужденное одиночество.
Обобщение, тем не менее, лучше. При обобщении, рядом с тобой возникают люди, а с ними и надежда на солидарность. Но есть ли они? Являются ли людьми эти согнанные в стаю ярлыки? Или фантомами, – концептуальными абстракциями, которые проглотили человека, и выдали кучку кружочков и чёрточек: “белый”, “мужчина”, “русский”, “коммунист”? Быть всем этим – не значит быть только этим.
Конечности, торчащие из тьмы, не дают полной картины человека. Ладонь не покажет лица, а национальность – сердца. Всякий человек дрейфует по жизни в призрачных границах своего поиска, движения к завершенности через гуманизм, к Человеку освобождённому: не угнетаемому, и не угнетающему.
Отношения с Другим основываются на влечении загадок и, – внимание спойлер, – невозможности их разгадать. Чем сложнее загадка, тем продолжительнее, и тем глубже связь. Когда же тебе становится “ясно”, кто перед тобой, – ближний гаснет, становится текстом: белый, мужчина, русский, коммунист… Повод для “вас”, повод продолжать совмесное путешествие улетучивается.
Каждое слово — клетка. Всякий язык — плётка. И лишь в облизывании щёк, в драке и танце, во взгляде и пластике тела перед человеком обнажается живое, мерцающая правда ближнего. Не произноси! Речь – это людоедство. И нет слов, которые бы действительно описывали что-либо, кроме кастраций и отголосков. Если уж говорить, то за себя – кастрировать, как гуманист: себя, а не Другого.