Вслед за “попыткой государственного переворота”, в рамках которого вертеп ряженых трампистов был запущен в Капитолий, где запилил сэлфи с копами и надругался над кабинетом Нэнси Пелоси, Twitter и Facebook забанили президента США Дональда Трампа. К ним присоединились и другие социальные сети.
Сей каминаут либералов в сапогах вызвал неоднозначную реакцию в обществе: одни поддержали бан, другие потребовали более жёстких мер, третьи увидели в нём угрозу для свободы слова. Пользуясь нею сполна, прогрессивный журнал Vice объявил сторонников Трампа “паразитами”. До “окончательного решения вопроса” дело пока не дошло, но и 2021-й год только начался...
Безотносительно Трампа и предсказуемой грызни между Республиканской жабой и Демократической гадюкой, действия социальных сетей дают повод для более важной дискуссий о том, кто контролирует (и кто должен контролировать) массовые коммуникации в современном демократическом обществе?
1
В сентябре 2019-го года бывший заместитель премьер-министра Великобритании и вице-президент Facebook по глобальным коммуникациям Ник Клегг заявил, что уважение к свободе слова является основой политики Facebook:
“Мы не считаем, что должны выступать рефери политических дебатов, и мешать политическим высказываниям попадать к аудитории и становиться предметом общественных дискуссий. Именно поэтому мы исключаем политиков из нашей программы проверки достоверности фактов. …Начиная с 2016-го года мы делаем исключения для информации, которая достойна новостей. Это значит, что если кто-то делает заявление или шэрит пост, который нарушает наши правила сообщества, мы не будем его удалять, если посчитаем, что в интересах общественности его видеть, и риск вреда не превышает эти интересы.
…Мы – чемпионы свободы слова и защищаем её перед попытками её ограничить. Цензурирование и подавление политического дискурса противоречит всему, чем мы является. …Задача Facebook – предоставить равные возможности всем своим участникам, не становясь, при этом, одним из них.
…Приемлемо ли, в целом, для общества, чтобы частная компания, фактически, превратилась в рефери всего, что говорят политики? Я так не думаю. В открытых демократиях избиратели совершенно заслуженно полагают, что у них должна быть возможность самостоятельно оценивать слова политиков”.
Чем мы сейчас и займёмся. Потому что это – именно они: слова политика.
Дело даже не в том, что освобождение политиков от правил Facebook, которые распространяются на простых пользователей, создаёт неравные возможности для участников этой социальной сети, а определение общественных интересов и рисков при модерации превращает частную компанию в того самого рефери, от роли которого она открещивается. В конце концов, у этих заявлений Клегга есть контекст – они делаются на пороге президентских выборов 2020, после допроса Цукерберга в Конгрессе США, связанного со скандалом вокруг предполагаемого вмешательства Кремля в ход выборов 2016-го года, на которых победил Трамп.
Иными словами, эти заявления делаются в обстоятельствах, когда Facebook находится под прицелом Демократической партии за то, что позволил “русским ботам” взломать американскую демократию. С помощью всей этой музыки про свободу слова, равные возможности и общественные интересы Клегг закрывает тылы, чтобы снять со своей компании ответственность за возможное повторение сценариев 2016-го года. С точки зрения защиты Facebook, это – правильный ход. И правильные слова. Но принимать их за чистую монету было бы наивным.
2
Интересы Facebook находятся в перманентном конфликте с интересами общества, на которое этот и подобные ему техно-гиганты оказывают колоссальное влияние. Этот конфликт продиктован не злонамеренностью корпораций, которые, как и всякий бизнес, ведомы приматом дохода, а таким дизайном политической системы, при котором корпорации разрастаются до размеров монополий, и превращаются в неподконтрольные обществу общественные институты.
Характер влияния, которое оказывают эти влиятельные компании на общество, снова-таки, обнажает конфликт интересов. Обществу выгодно, чтобы живущий в нём человек был счастливым и здоровым. А Facebook выгодно, чтобы человек был депрессивным одиноким убожеством, чтобы ему можно было задвигать бесконечную рекламу всевозможных средств улучшения себя и своей жизни.
Что касается ненависти… Тролли, боты, хейт-спичи – всё это хлеб фейсбука. Фейсбуку выгодно множить хейт-спич, потому что он генерирует траффик, а траффик конвертируется в доход, тогда как обществу выгодно, чтобы хейта становилось меньше. Снова конфликт интересов.Требуя от Facebook быть “социально ответственными”, мы требуем от пчёл отказаться от мёда.
Понятно, что Facebook плевать на взгляды, которые выражают его пользователи. Но только до тех пор, пока эти взгляды не создают финансовых и политических проблем для самой компании. Только от этого и зависят действия Facebook, как и мелодия, звучащая вокруг них. К власти приходит хэйтер Трамп, и Facebook поёт про невмешательство в хейт-спич, прикрываясь свободой слова. Побеждает Байден – и Трампа пора “кансельнуть”, свобода слова, вдруг, – не на часi.
Это – политика.
3
У “новой” политики затыкания ртов тоже есть свой “шкурный” контекст. За десять лет гиганты Кремниевой долины разрослись до размеров, которые невозможно игнорировать, и сегодня являются объектами анти-монопольного расследования. От его исхода зависит их дальнейшая судьба, и нервничают сети не случайно.
Десять лет назад у симпатизирующих Демократам айтишников, ведомых своей “калифорнийской идеологией”, были превосходные отношения с администрацией Обамы. Но выборы 2016-го года изменили эту душевную динамику, и сегодня, при смене власти, Кремниевая долина демонстрирует новой власти свою лояльность и полезность, пестуя надежду, что Байден будет к ним столь же благосклонен, как и его бывший начальник.
Пестуя совершенно не безосновательно: так, например, в группу из 4-х человек, которые одобряли кандидатуру на пост вице-президента от Демократов, входила топовая лоббистка Apple. Не удивительно, что вице-президенткой стала, в итоге, любимица Кремниевой долины Камала Харрис.
Как минимум девять членов команды Байдена – это люди из Google, Facebook и Twitter. Если принять во внимание, что техно-гиганты были в числе крупнейших доноров его предвыборной кампании, их борьба с оппонентами администрации Байдена является не просто лоялизмом, но и защитой своих инвестиций.
4
То, что многие считают неудачным переворотом, сложилось как нельзя удачней – просто не для Республиканцев, и даже не для Демократов, которые на финишной прямой сорвались на вопли “на немецком”, и своими символическими отменами и повторными импичментами победоносно заплевывают лицо половины страны (что им ещё аукнется на выборах 2024-го), а для неолиберальной техно-олигархии. Которая становится всё более политизированной по мере роста своего влияния.
Впрочем, и перед техно-корпорациями стоят сложные вызовы: их непомерный рост не только мешает им прятаться за спиной государства, но и сталкивает их с ним лбом. Возникает вопрос: кто здесь власть? Ответ на него мы получим, когда увидим, чем закончится анти-монопольное расследование.
При этом, рост (и, значит, общественно-политическое влияние) социальных сетей зависит от вовлечённости их пользователей, скармливающих им свои личные данные, а вовлечённость – от срачей и хейт-спичей на этих платформах. Можно, конечно, отправить в Кремниевый ГУЛАГ всех трампов мира, но не понятно, кто захочет сидеть с кляпом во рту в либеральном echo-chamber? Нет, на таком “гору сахара” не вырастить. То, что вслед за баном Трампа, акции Facebook и Twitter упали в цене – ожидаемо.
Демократам и Кремнию предстоит придумать новую ненависть – правильный, инклюзивный хейт. Впрочем, зачем “изобретать велосипед”, если можно просто поднять градус своего морализма, и вот уже мы называем республиканских унтерменшей паразитами, или, перегоняя Fox News, устраиваем в эфире нечто среднее между мыльной оперой и центральным телевидением Пхеньяна.
Системные социалисты Демократической партии, – Бэрни, Окасия, The Squad, – языки проглотили, и достают их только чтобы похайповать на драме. Но статус-кво не проведешь, и, в качестве спиноффа в истории республиканского путча, из суфлёров доносятся намёки, мол, “правые были не одни – им помогали леваки из антифа”. Трамп трампом, а борьбу с “красной угрозой” никто не отменял. Добавь к этому назначение на пост Госсекретаря милитариста Тони Блинкина, и за судьбу социальных сетей можно не переживать – дефицита ненависти не будет.
5
При всём уважении к тем, кто поспешил заявить, что кляп по рту Трампа является “поворотным пунктом в борьбе за контроль над цифровыми высказываниями”, эти заявления звучат несколько запоздало. Беспрецедентным в этом бане является только то, что его жертвой стал президент США. Правда… только после того, как проиграл выборы… За две недели до конца своего пребывания в Белом доме…
Ничего смелого в том, чтобы пнуть на прощание “сбитого лётчика” нет. Как и нет ничего нового в том, что частные корпорации банят не только женскую грудь, но и разного рода политиков – чаще всего, из колоды "врагов США”. Стоит ли говорить, что ничего подобного они бы себе не позволили месяц назад, и не позволят через месяц, как, собственно, не позволяли, когда Трамп был при власти.
Оправдывать “экстраординарную” реакцию корпораций на “экстраординарный” цирк можно только от незнания их цензурной истории; при подлой убеждённости, что пара мёртвых клоунов на ступеньках Капитолия – это “совсем другое дело”, и более существенный повод для экстренных мер, чем миллионы разъединённых на границе семей, дети в клетках, запрет на въезд в страну мусульманам или полицейский террор в отношении чёрных школьников, протестующих против полицейского террора. Где были эти кремниевые смельчаки, когда Трамп защищал расистов, въезжающих на машинах в толпы афро-американцев?
6
С нескрываемой радостью объявляя новую пост-государственную эру, где корпорации будут “указывать президенту его место”, неофиты рыночного Эльдорадо не понимают, что этой “новой эре” – сто лет в обед, и что пост-государственной она им кажется только потому, что они проглядели момент, когда корпорации стали государством. Всё, что создаёт впечатление разницы между этими сиамскими близнецами, эта прокисшая дихотомия между “государством” и “частным бизнесом”, которой продолжают увлекаться декоммунизированные люди Старого света, – носит остаточный и сугубо символический характер. Не нова и цензура фейсбуками высших чинов.
Facebook и Twitter неоднократно становились инструментами внешней политики Вашингтона. И удаляли тысячи неугодных аккаунтов в Сирии, Иране, Венесуэле.
К политике и политикам этих стран можно относиться по-разному. Но каким бы ни было это непосредственное отношение, оно не освобождает от необходимости уважать границы суверенных государств, и не вмешиваться в их внутренние дела.
Тем не менее, Twitter банит президента Венесуэлы, главу и членов её парламента, губернаторов, генералов, не-государственных активистов и популярные местные СМИ; Национальную Гвардию, Воздушные и Военноморские силы, Стратегическое коммандование, Министерство нефти и пенитенциарных учреждений, Комиссию по информационным технологиям, Фонд Инженерного Института, пресс-центр вооруженных сил, правительство Центрального округа и экономического вице-президента.
Всё это легко проглотить, если обращать внимание только на баны “официальных людоедов” вроде Асада, Мадуро или Кадырова. Но кремниевая цензура ими не ограничивается. Среди неугодных оказываются также журналисты и активисты, выступающие против расизма, правозащитные организации, которые публикуют доказательства военных преступлений режима Асада в Сирии; аккаунты курдских повстанцев и американских леваков.
Несмотря на попытки Facebook разводить руками, мол, закон обязывает нас подмываться от нечисти, это не так. Находясь под защитой Первой поправки, социальные сети не обязаны удалять аккаунты даже если речь идёт о людях, связанных с организациями, которые считаются террористическими.
И не в зловещей Венесуэле, а в собственной “свободной стране” Twitter блокирует распространение критической статьи о сыне Байдена, а Instagram маркирует как ложные политические комментарии, напоминающие о том, как байденовские законопроекты привели к криминализации миллионов афро-американцев, или затыкает рот членке дружественного британского парламента Заре Султане, когда она критикует Консерваторов за отсутствие эффективных стратегий по борьбе с ковидом.
Именно так, – прецедент за прецедентом, – происходит разрушение основ демократического процесса, и нормализация новой реальности, в которой затыкать рты неугодным – можно.
Давайте забудем на миг про трампов, путиных, мадур и той очевидности, что они – гады. По-настоящему важные вопросы, которые ставит перед нами история с банами звучат следующим образом: кто должен решать, что мы можем говорить, а что нет? Что это значит для демократии, если частная компания может подвергнуть цензуре народного избранника?
Отвечая на эти вызовы времени не стоит торопиться с ответом из прошлого: в частности, обороняя рыночную святыню неприкасаемого частного бизнеса от “тоталитарных” регуляций заведомо плохого государства, которое per se остаётся последним уцелевшим интерфейсом возможного народовластия. Сливая его как таковое, мы сливаем страну и общество. И обезоруживаем сами себя.
7
В чём, собственно, проблема? Проблема в том, что ключевые средства нашей коммуникации принадлежат не нам, и монополизированы людьми, которых мы не избирали, и которые нам никак не подотчётны; правила наших коммуникаций устанавливаются за пределами демократической процедуры, и вообще не нами, а за закрытыми дверями корпоративных кабинетов, – т.е. непрозрачным образом, – людьми, чьих лиц мы не знаем. Нас просто ставят перед фактом. Сосок? Nein!
Продавая наши данные, владельцы средств нашей коммуникации делают на нас колоссальные состояния, превышающие ВВП целых государств, что, собственно, позволяет им монополизировать новые средства, и влиять как на общественное мнение, так и на политиков, на саму конфигурацию политической системы.
Сегодня средства коммуникации, которыми владеют Кремниевые олигархи, практически безальтернативны, пронизывают всю сплошь нашей социальности, и являются общественными пространствами. Но существуя на территории демократического общества, они ему не субординированы, хотя и играют в нём одну из первостепенных политических ролей. Называть эти корпорации “частным бизнесом”, словно речь о кондитерской или магазине трусов, значит не отдавать себе отчёт об их масштабах, и масштабах власти, которой они обладают.
Может ли такая власть, такой доступ к личной информации, такая влиятельность на общественное мнение принадлежать кучке миллиардеров в демократическом обществе? Готовы ли мы делегировать частным компаниям такую власть?
Если мы согласны в том, что демократия является наиболее совершенной формой правления обществом, почему корпорации должны быть освобождены от демократического контроля? Имеет ли общество право требовать от частных компаний, которые на нём зарабатывают, транспарентности и ответственности?
Как демократизировать средства нашей коммуникации, защитить свободу слова и не позволить частному бизнесу быть арбитром правды? Как обрести контроль над своей информацией и перестать быть дойными коровами, не потеряв столь важную для нас всех возможность поддерживать отношения друг с другом?
Вот о чём стоит подумать, а не о Трампе. Это – современная проблема, которая требует масштабных общественных дебатов. Но на них должны звучать разные голоса – в том числе те, которые нам не нравятся. В первую очередь те, которые нам не нравятся. Иначе мы рискуем оказаться в мире, где нам всем заткнут рот. На этот раз – “хорошим”, частным кляпом.