Начитавшись всевозможных пабликов, где российские либералы «осмысляют империализм», я заключаю, что он берёт своё начало в 1917-м году. Именно тогда Великая Россия Толстоевского, французской булки и тёмного народа, знавшего своё место, сменяется рекой крови, в которой Сталин топил всех без разбора вплоть до 1991-го года. Пока не пришёл Ельцин, не расстрелял парламент, и не подарил либералам годы путинской оттепели, сменившейся фашизмом, который империализм, а точнее – совок. И вот, наконец-то, сбежав из этого «совка», где либералы обрели статусы и средства, позволившие им телепортироваться из Жан-Жака в Лондон, а не, скажем, в Бахмут, они «осмысляют империализм».
И правда – зачем говорить в рамках такого осмысления о классовой иерархии современного, давно рыночного российского общества? Разве она имеет какое-то отношение к положению ориентальных нищебродов, которых Путин посылает на убой в Украину? Нет, лучше поговорить о таком животрепещущем вопросе как расстрелянные совками поэты... Буча? Мариуполь? Изюм? Подождут! Ведь мы ещё не всё друг с другом обсудили про ГУЛАГ, которого давно нет, в отличие от Бучи, Мариуполя, Изюма. Их ещё тёплые трупы менее ценны, чем креаклы из далёкого прошлого, и принадлежат народу – то есть, являются мёртвым «быдлом», а не мёртвой «совестью нации».
Собственно, нарратив о коллективной вине целого народа является антидемократическим кликушеством, в основе которого лежат вполне конкретные идеологические и классовые позиции. В какие бы стили и оговорки не рядился этот шелест белого пальто, он ведёт к выводу, что большинство – опасно, и права голоса не заслуживает. Народу доверять нельзя. Народ – это Гитлер Виссарионович Путин. Вот что они хотят сказать. И говорят из парижских кафе, где многим из них ещё предстоит трудоустроиться, и познать обратную сторону своего элитизма.
Казалось бы, такая важная для осмысления империализма тема де/колонизации переживает то, что до неё пережили темы расизма и феминизма. Либеральная академия старательно очищает их от социального заряда, сводит к вопросам индивидуального успеха и рыночной идентичности – с пределом мечтаний в форме богатого чёрного предпринимателя или женщины-СЕО.
Не удивительно, что выпускникам либеральных ВУЗов интереснее говорить об империализме в контексте принудительного переселения народов в СССР, нежели о той роли, которую сыграли проклятые коммуняки в деколонизации Африки, Азии и Латинской Америки. Взгляды Чёрных пантер, антиимпериализм Хо Ши Мина и левый национализм Тома Санкары, борьба Алльенде, Манделы и Гевары – всё это выпадает из современного «деколониального» дискурса; всё это хочется отменить, дабы не усложнять нюансами историческую правду, и мочь жевать любимую жвачку в понятных координатах добра и зла.
В итоге, от реальных, а не кампусных борцов с империализмом не остаётся ничего, кроме карикатурных мясников и людоедов, а от деколонизации – «демонстративной добродетели» и перформативного самооскопления, когда, в надежде на индульгенцию, дети совков объявляют себя детьми конкистадоров. И собирают лайки для манкурта, демонстрируя в инстиках отрезанную гениталию материнского языка. «Бабусю русифицировали, поэтому я сейчас вам докажу, что являюсь полным дебилом, достойным ваших похвал».
Совок – это удобная, а главное – безопасная тема в рамках «осмысления империализма». В отличие от живых, мертвецы не кусаются. И не могут ответить. Поэтому их можно упрощать в чёрно-белый кубик. Насиловать в сухую кость под барским софитом. И дальше бежать в заветный Лондон и Берлин от реальности, которая здесь и сейчас требует от нас осмысления не только империализма, его тотальности, и питающей гегемонии, но и нашей общей ответственности за всё происходящее: понимания того, кто привёл к власти Путина, откуда взялись его расходные бедняки, и какое место в империализме занимает либерал, искренне желающий всего хорошего, глядящий на народ с брезгливым презрением, осмысляющий колониализм на имперском гранте, и довольствующийся простыми ответами на сложные вопросы.