Так кого же из правозащитников следует лишить Нобеля – тех, которых диктатура запретила, тех, на чью страну напала, или тех, кого бросила за решётку?
Не стоит принимать скандальные итоги нынешнего года близко к сердцу. Достаточно вспомнить, что Нобелевскую премию мира получил в своё время Генри Киссинджер. И Барак Обама, который убил с помощью дронов в 10 раз больше человек, чем его республиканский предшественник Буш-младший...
Нобелевка за мир – это политическая премия, смысл которой не в том, чтобы уважить достойных, а в том, чтобы произвести реплику в рамках символической экономики западных элит. Отсюда – бесчувственность к контексту, его нюансам и участникам.
Статус и идентичность западного либерала требуют постоянно напоминать окружающим, что он «за всё хорошее». Этот либерал живёт в своём мире, и пользуется своими институциями самоактуализации.
В данном случае, сей белый господин произвольно набирает из осиного гнезда горсть страждущих, делает из них красивый правозащитный букетик, и чувствует себя «очень хорошим человеком». Смысл этой транзакции в том, чтобы сделать перформативное заявление – «смотрите какие мы леопольды».
Данное заявление является элементом того рода «пацифизма», с помощью которого правящий класс оправдывает не достаточную вовлечённость своих государств в украино-российскую войну; «пацифизма», который перекладывает всю тяжесть смертей на украинские тела, а сам благородно вздыхает из сытости; «пацифизма», который не хотел слышать Хайле Селассие, который предупреждал мир, что фашизм, убивавший его соотечественников во время итало-эфиопской войны, завтра охватит Европу, и потому давить гадину нужно сегодня. Кончил такой «пацифизм» известно чем: Гитлером и Холокостом.
Быть леопольдами легко, когда твоё утро не начинается с сирен и ракетных ударов. Можно сидеть под мирным небом на террасе, говорить правильные вещи за чашечкой кофе, и демонстрировать из эпицентра доброты свою озабоченность – вселенскую боль гуманистической души.
Возможно, моему деду стоило выйти из окопа и сесть за стол переговоров с фашистами, чтобы «скорее прекратить эти бессмысленные смерти». Но вместо этого он остался в окопе, и общался с фашистами посредством пуль. Благодаря этому я могу писать сегодня про гуманизм и права человека. Такова диалектика между моим гуманизмом и винтовкой моего деда. Мокруха оплатила либеруху.
Душа у каждого, бывает, даёт сбой. Из мясорубки лезет мясо сердца. И очень хочется, конечно, всех любить. Безукоризненно реагировать на инфоповоды. Проявлять психологическую стойкость в любой ситуации. Но вид украинской мамы, чья головы подпрыгивает, и уходит в плечи, потому что неподалёку едет трактор, напоминает своим звуком лязг российского оккупационного танка, право же, мешает мне быть невозмутимым молодчинкой. Быть им можно, когда всё это тебя не касается. Когда у тебя нет своих и там. Когда война – это чужое и умозрительное событие, которые ты можешь препарировать, как холодную жабу.
Нет, травма не даёт никому права терять человеческий облик. Но объясняет поведение украинцев, из которых сейчас, в той или иной форме, доносится одно на всех сообщение боли. А ты ему с диванчика: будь добрым, рассудительным, приятным человеком. Эмпатии, которая доступна тем, кому повезло быть не под российской ракетой, должно быть достаточно, чтобы понять, почему украинские реакции сегодня несколько обострены и не всегда изящны…
Бережное, внимательное и терпеливое отношение к крикам ближнего – это гуманизм, а не либеральные финтифлюшечки от Нобелевского комитета. Оружие, позволяющее дедам будущего изгонять со своей земли фашистов настоящего – это гуманизм, а не самые правильные слова и благие намерения, намотанные на гусеницы танка, который приехал «денацифицировать» твою маму.