1
Я слишком долго прожил в США, чтобы не видеть в оголтелой «отмене» деятелей культуры рыночную конкуренцию. То, что эта отмена ряжена в праведный повод и моральный аргумент, только усиливает те механики, в жерновах которых «наши» креаклы вступают в схватку за капитал с «их» креаклами. И те, и другие бегут из ада войны, а гранты, как известно, не резиновые.
Всё будет Кадан и Жадан. Политику идентичности никто не отменял, и сегодня она работает на Украину, которая имеет полное моральное право пользоваться привилегиями, которые создаёт для неё эта историческая ситуация.
Что меня коробит, так это игра словесами в напёрстки: мы говорим «пора усилить украинские голоса», имея ввиду очень конкретные украинские голоса, а не их все, не всё разнообразие украинского общества.
Что значит «украинский голос»? Где его границы? Кто их определяет? И как? Ведь мы понимаем, что когда функционеры нашего гражданского общества говорят об украинском голосе, они подразумевают не место рождения, и не гражданство, а набор конкретных взглядов и кодов, соответствие которым определяет твой голос в украинский хор.
Всякое же несоответствие этим кодам объявляется «зрадой», проплаченностью, полезным идиотством, – чем угодно, только не правомерной позицией субъекта, – и на этом основании отменяется. Это – очень удобно, поскольку не требует от тех, кто инициирует отмену, ни аргументов, ни мозгов. Главное тут – размер стаи, громкость визга и длинна пальцев, которыми всегда можно ткнуть в неугодных конкурентов в битве за хлеб.
Интересны не столько эти коды, или идентичность, а отношения капитализма и символа per se. Способна ли моральная надстройка над товаром, и/или статус/идентичность его производителя, сделать качество товара второстепенным? Как долго хайп вокруг Украины будет способствовать капитализации её товаров? Какова динамика монетизации этого хайпа до, во время, и после события войны, которое создаёт условия для самоактуализации и солидарного потребления? Может ли конкретный товар, – скажем, какая-то не самая удачная украинская книга, – победить более качественный аналог за счёт идентичности её автора? Общий ответ известен. Хотелось бы получить его в конкретике чисел.
2
Задуматься об этом меня натолкнули не столько украино-российские отношения, сколько наблюдения за сворой киевских шакалов, объединённых нетерпимостью ко всему, что не травит с ними в унисон. Пока Украина спасает родных и изгоняет захватчиков в корабельном направлении, эти гуманитарные шакалы ищут кого бы ещё отменить на безрыбье, в трёх соснах неизменных имён из тусовочки.
Что примечательно, отменяют они, в первую очередь, талантливых украинцев; обладателей штучных, неподвывающих голосов. Голосов, которые не слиплись. Многие из таковых принадлежат людям нежным. И вот эти нежные талантливые украинские люди бегут сегодня от войны и шакалов в инклюзивные контексты. Каким же завтра будет украинский голос, если шакалам удастся выдавить своим количеством всех «гадких утят» Украины, и воцариться своей суммой на болоте? Что может предложить миру эта кучка завистливых и бездарных отменял?
Флажок на аве – это хорошо, но рынок так не работает. Если у машины, которую ты производишь, постоянно отлетает колесо, то на ней никто не станет ездить, сколько бы флажков ты на неё не наклеил. И вот с этим у шакалов проблема. Это им в Киеве можно говорить всё то, что они говорят, окончательно разрешив себе язык людоедства, и выдавая за продукт то, что они им называют. Если же хочется играть в более сложных, международных контекстах, то целый ряд пещерных восклицаний придётся позабыть, и выходить в мир с тем, чего у шакалов не было, нет, и не будет – умом, талантом, профессиональными навыками и способностью на продукт, главная ценность которого не в том, что он украинский, а в том, что он офигенный.