Мне понравилась его куртка. Прямо не куртка, а кафедральный собор – всё, как положено, покрыто ликами святых. “Отлично, – говорю ему я. – Штучный куртец.” Он смущается, запотевает, и, улыбнувшись, предлагает заглянуть в соседний бар. “Только это гей-бар, – предупреждает он меня. – Ты не против?”. “Я не против гей-бара, если ты не против не-гея”. И вот мы славные идём в гей-бар – я и 75-летний терапевт из Пенсильвании.
Вообще-то я не про бары, а бары не про меня. Если уж выпивать, то на воздухе – вместе с луной или солнцем. Мысли о смерти, однако, всё чаще толкают меня к старикам, у которых я пытаюсь разузнать, каково это стоять на палубе чёрного теплохода. Если ответ предполагает бар – ну что ж, пусть будет бар. Тут, кстати, очень даже ничего. Не потому, что всюду кадыки, а потому, что все глаза вокруг искрятся. Вот они – глазные яблоки гомосексуалов: сладкие и с улыбочкой, как при взгляде на бенгальские огни. Мне нравятся эти глаза. Нравится как они на меня смотрят. Гомосексуальность украшает мужчину.
“Тебе чего налить, дружок?”, спрашивает меня златовласый бармен. Поскольку в жанрах алкоголя я не разбираюсь, и в то же время не хочу ударить в грязь лицом, то отвечаю прямо – “неизвестность”. Терапевт смеётся, бармен подмигивает, и выставляет стакан чего-то жёлтого, от чего я сразу превращаюсь в лебедя.
– Сколько тебе лет? – интересуется терапевт.
– 33
– Да ты младше, чем мой младший сын.
– У тебя такие взрослые дети? Когда же ты узнал, что ты гей?
– Пожалуй, я всегда знал. Но не конкретно так: я – гей. Оно проявлялось скорее в каких-то деталях, которые ты вроде и не замечаешь, но если сложить их вместе, то картина ясна. Просто когда я был молод, о таких вещах даже подумать было невозможно. По крайней мере, у нас в Пенсильвании. Ты не представляешь какие вещи люди могли тогда говорить и делать в открытую. Ненависть была чем-то нормальным, я бы даже сказал повседневным… В общем, я не высовывался, вёл очень тихую жизнь, и никогда ни с кем ни о чём таком даже не говорил. Думал, женюсь, и оно само пройдёт, но нет – стало только хуже. Чувства съедали меня изнутри: подавленность, раздвоенность, лицемерие... Куда бы ты ни пошёл, ты – не ты, а общественно-приемлемая ложь – “добропорядочный семьянин”. Самое гадкое во всём этом то, что врать приходится даже самым близким людям. Тебе страшно, что они всё узнают, и отвернутся от тебя. Это ужасная, невыносимая жизнь. В какой-то момент я не выдержал, и совершил камин-аут. Мне было 55. Я просто не смог больше жить в этой лжи и притворстве.
– В 55?! Ну ничего себе! Ты молодец!
– Вот эта куртка, стиль, который тебе понравился – это всё мой покойный парень. Он, к сожалению, не дожил до легализации однополых браков, но успел вдохнуть в меня эти краски. Сам понимаешь – ну какой может быть вкус у терапевта из Пенсильвании? Я был серой мышью. А он подарил мне цвета.
– Ты злишься, что так долго ждал?
– Злюсь? Нет. Скорее сожалею. Это печально. А с другой стороны – если бы я открылся раньше, то мог бы и не пережить 90-е. Людей тогда просто смывало из жизни. Ты же в курсе про эпидемию СПИДа, да? Ну вот. Так что мне, в каком-то смысле, повезло. Так или иначе, самое ужасное, что ты можешь сделать – это сказать себе, что уже поздно, и сдаться. Запомни: пока ты жив, ничто не поздно никогда. Поздно будет, когда ты умрёшь. Это я тебе не как гей, а как врач говорю.
– А сожалеешь ты о чём? Об упущенных поцелуях?
– В смысле, о сексе? Нет! Секс – это ерунда. Ты просто не представляешь что такое 55 лет притворяться другим человеком; следить, чтобы ни дай бог ничто тебя не выдало окружающим. Попробуй хотя бы один вечер контролировать каждое своё движение и слово. Конечно, можно собираться в компании "своих", но это совсем не то же самое, что быть собой везде, идти по улице, и не бояться; говорить, и не бояться; быть таким же членом общества, как и все остальные. Да, у всех нас свои особенности и предпочтения, но на базовом уровне все мы хотим одного – чтобы нас любили такими, какие мы есть. Совершив камин-аут, я не любовников обрёл, а себя. У меня гора с плеч упала. Больше не нужно было врать, понимаешь? Так легко на душе сразу стало. Я прямо опьянел от кислорода, задышал, и сожалею только о том, что не сделал этого раньше. Твоё здоровье!