Противопоставление человека обществу является одним из тех вульгарных упрощений, на основании которых политические дельцы напаривают нам свои идеологические полуфабрикаты: одни зовут исчезнуть в улье коллектива, другие предлагают на него забить. Общим итогом этих стратегий является половинчатый человек, и такое же общество. К счастью, существующие только в воображении продавцов подержанных автомобилей и знамён. Какова реальность отношений между человеком, его индивидуальностью, свободой, и обществом?
“Нельзя жить в обществе, и быть свободным от общества”. Эта цитата Ленина не редко всплывает для оправдания системных репрессий теми, кто использует её в отрыве от ленинской мысли, и подменяет общество государством, которое у самого Ленина имеет негативное прочтение: “Любое государство есть угнетение… Пока есть государство, нет свободы. Когда будет свобода, не будет государства”.
По иронии истории, к концу 20-го века века настоящими “ленинистами” станут не потомки Ильича, а консервативные капиталисты во главе с Рональдом Рейганом: “Государство – это не решение проблемы. Это – сама проблема”…
Действительный смысл этого, на первый взгляд, гнетущего сообщения, – “нельзя жить в обществе, и быть свободным от общества”, – отсылает нас к Аристотелю: “человек – социальное животное”, которое нуждается в других, и, следовательно, зависит от них. Общество – это не просто люди. Это – отношения. И организация отношений между людьми.
Свобода невозможна в обществе лишь в том смысле, что общество не является территорией единственного субъекта – местом только для тебя. Общество – это ты и Другой, вместе, в отношениях, которые творят одновременно каждого из вас.
Означает ли это, что свобода невозможна вообще? Нет. Это означает лишь то, что в обществе невозможна свобода-от-общества; свобода, предполагающая, что тебе плевать на всех, кроме себя; свобода, которой не нужен ближний, само общество.
Было бы странным, если бы человек, живущий в обществе, требовал свободы от него и, тем более, у него, не желая, при этом, жить в нём и с ним. За трезвостью не ходят в бар. Реализация свободы-от-общества, как и свободы-от-других возможна только без других, вне общества – например, посредством отшельничества.
Если тебе плевать на ближнего, но жить ты хочешь в Берлине, значит ты социопат, и не свободы хочешь, а эгоистического беспредела, от которого общество имеет все основания защищаться, видя в тебе маньячину.
Жить в городе, и полагать, что стены могут стать бесплотными – наивно. Сама по себе плотность стен, их количество, высота, расположение – всё это динамично, и подлежит постоянному пересмотру. Но кем? Обществом. И значит каждым из нас в диалоге друг с другом. Без диалога стены не мякнут, не капают на пол. Из этого следует, что свобода-в-обществе – это коммуникация с обществом. В её процессе общество пере-создаёт себя. И обновляется за счёт социализации трансгрессии: выхода за рамки вчерашних норм и границ.
Отказ от диалога с обществом саботирует его развитие, и является отказом от ближнего, а в своих крайних формах – к его вытеснению и ликвидации. Нацизм, сталинизм и неолиберализм – это разные, но родственные попытки реализовать свободу. Их отличия касаются фигуры Другого: для фашиста это недочеловек, для сталиниста сверхчеловек, для атланта – само общество как Другой, требующее участия и ответственности за себя.
Безотносительно своего содержания, Другой представляет проблему для всякого консервативного “освободителя”. Его хочется убрать, чтобы расправить плечи, и превратить общество в единственного и ненаглядного себя; в авторитарный порядок централизованной свободы, в тотальность себя, в субъективное и безостановочное единство воли и действия.
И не важно, где источник такой “тотальной свободы” – в нации, государстве или рынке с его социопатом у бассейна над океаном нищеты. Проблема подобных “проектов свободы” – в отказе от коммуникации, прекращении общества, выходе из диалога “на свободу” – туда, где свобода, в действительности, невозможна, где нет ни людей, ни общества; где есть только ты, падающий в колодец зеркал.
Как и коллективизм, рыночный индивидуализм уничтожает тот единственный ключ от свободы, которым является ближний, Другой, не такой как я человек, с которым нужно договориться, чтобы обрести органичную, проистекающую из самой природы “социального животного” свободу – ситуацию реализации нас обоих, и максимизации такой реализации для всех, постоянного расширения границ свободы друг другом; социального сотворчества, как единственного способа быть человеком. Ведь что значит “быть человеком”? И что отличает человека от зверя? Культура, которой без общества нет, и вне общества нет. Без общества можно быть свободным зверем. Человеком можно быть только в обществе. Значит, и свободный человек возможен только в обществе (если, конечно, исключить сценарий переезда из Нью-Йорка на дно пещеры).
Движение к подлинной, органичной, социальной свободе требует отказаться от надуманной оппозиции индивида и общества; понять, что индивидуальный и социальный уровни существуют в неразрывной спайке, образующей человека.
Чтобы быть собой, мне нужно общество, но чтобы общество было – нужен Другой: все мы, каждый из нас, в палитре разнообразия. Моя индивидуальность является частью моей ответственности как Другого перед обществом. Я не растворяюсь в ближнем, потому что я заинтересован в том, чтобы существовали мы, – разные, – и этой разностью, выражаясь в отличиях, отражаясь друг в друге, создавали общее. Индивидуальность – это продукт и инструмент социальности.
Невозможно жить в обществе и быть свободным от общества, но быть свободным в обществе возможно. Как? Став свободным с обществом – т.е., сообща, вместе с Другим, в диалоге с Другим. Только вместе можно плавить стены, возникающие из нашей зависимости друг от друга. Зависимости, которую нужно осознавать, и делать предметом диалога, исходя из понимания, что свобода – это не заветная туманность, не философская абстракция, не призрачное томление, а форма общественного договора, которую нам всем предстоит выговорить вместе.