Интервью Анатолия Ульянова с американским писателем Робертом Шекли.
***
– Как бы вы отнеслись к появлению робота с синтетической душой?
Это допустимо, но разве мы можем определить, что такое душа?
– Насколько реально в будущем появление цифровых церквей, где Бог – это программа, а святые – её разработчики?
Если присмотреться, то такие церкви существуют уже сегодня.
– Но разве может программа обладать какими-либо метафизическими качествами?
Она не может мыслить и изменять свой разум самостоятельно, но разве это мешает кому-либо поклоняться ей?
– Со временем имплантаты, микрочипы и микропроцессоры начнут все больше использоваться в медицинских операциях – схемы будут пересаживать в человека, образуется рынок искусственных органов и т. д. Где проходит грань, за которой человек становится киборгом?
Легко провести эту линию сейчас, когда киборгизация столь примитивна. Но с каждым этапом её развития сделать это будет все сложнее. «Кто передо мной, – спросите вы, – человек или киборг?». Грани будут становиться всё более призрачными. На самом деле, время киборгов – сейчас. Искусственный интеллект, ноги и прочие части тела – это уже настоящее. Киборги ли вокруг нас, люди ли?
– Реально ли общество, где роботы и люди живут равноправно, имеют детей, организовываются в группы и образуют свой социум?
Такое общество просуществует до тех пор, пока его не остановят политики. Уже сегодня в США существует целый ряд организаций, которые выступают против клонирования, выращивания органов из стволовых клеток и т. д. Уже сегодня общество будущего встречает сопротивление.
– Каким вам видится гипервирус будущего, некая грядущая тотальная зараза?
Вирус постоянно пробуждается в то или иное время. Постоянные эпидемии гриппа, бубонной чумы, вируса Эбола – всё это знаки существования заразы, которая может притаиться, но она была, есть и будет, в разной, но всегда фатальной форме.
– Какую планету следует колонизировать в первую очередь?
Лучшие места – спутники Юпитера Ганимед или Ио.
– С каждым годом информационный поток увеличивается, давит на человека и, в итоге, стремится разрушить его личное информационное пространство. Какими вам видятся глобальные информационные фильтры будущего и механизмы пурификации индивидуального информационного поля?
Я не верю в то, что существует какой-либо информационный поток.
– К чему, по-вашему, может привести интернет-революция?
Всё больше рекламы вокруг, всё больше торговли. Но мы будем и больше общаться друг с другом.
– Как вы относитесь к глобализации? Не приведет ли она к исчезновению культурного разнообразия?
Какой бы всепроникающей ни была глобализация, внутри культур есть силы, которые её останавливают.
– Но уже сейчас существует некий глобальный мэйнстрим, из которого вытесняются все «инородные» элементы – например, ислам...
Ситуация будет меняться. С одной стороны, мусульмане пытаются сохранить свою идентичность, а с другой всё более перенимают западный образ жизни – одежду, машины, пищу. Как только все эти вещи станут массовыми, доступными всему мусульманскому обществу, произойдут перемены.
– Какими будут книги будущего?
Продолжится развитие направления электронных книг для персональных компьютеров, ноутбуков и КПК. Произойдёт эволюция носителей электронных книг.
– Вы верите в светлое будущее электронных издательств?
Цифровые издательства появляются по всему миру, но они быстро сойдут на нет. Нам всем же нужны реальные книги, в которых можно полистать страницы, быстро вернуться к той или иной главе и, в конце концов, поставить что-то на полку.
– Как вы относитесь к Европе как альтернативному США культурному проекту?
Это прекрасно, так как нынешние США во многом не являются достойной культурной моделью.
– Недавно Хантер Томпсон покончил жизнь самоубийством. Что это за феномен такой – «писательские самоубийства»?
Я бы не стал усматривать за этим некий тренд. В случае с Хантером Томпсоном, да и во многих других подобных случаях, следует говорить об индивидуальном выборе.
– Как вы относитесь к утверждению, что искусство может делать каждый?
Звучит очень хорошо, но искусство всегда было уделом лишь нескольких талантов.
– Искусство принадлежит массам или избранным эстетам?
Не мне об этом судить, но доступ к искусству должен иметь каждый.
– Вам 76 лет. Как вы относитесь к смерти?
Смерть – это штука, которая не происходит прямо сейчас. Я знаю, что умру, но пытаюсь не думать об этом и стараюсь сконцентрироваться на писательстве.
– Существует мнение, что новых идей нет, все было высказано задолго до нас. Возможны ли ещё новые идеи?
Ты можешь считать, что новых идей нет, а все так называемые «новые идеи» – это вариации идей старых, высказанных, возможно, сотни лет назад. Но порой именно вариации становятся новыми идеями. Новые идеи – это всегда случайность. Ты не должен осознавать их новыми, ты просто обнаруживаешь нечто. И это нечто может оказаться действительно чем-то новым.
– Если бы вы составляли карту личности Шекли по вкусам и увлечениям, какие пункты поставили бы на ней в первую очередь?
Я люблю путешествовать. А ещё мне не по душе обладать множеством вещей, даже когда речь идет о книгах. Если мне нравится книга, я лучше куплю её десять раз, но возить с собой повсюду не хочу. Сначала ты строишь для своих книг полку, потом библиотеку, а потом и дом целый для них возводишь. Нет, это не для меня.
– Писательство требует одиночества или это давно стало для вас шоу-бизнесом?
С каждым годом мне всё труднее писать, и потому мне требуется одиночество, чтобы думать.
– Кто делает революцию в американской фантастике сейчас?
Революцию делаю я.
– Многие культурологи определяют наше время как «эру разрушения», берущую своё начало в 11-м сентября. Что вы об этом думаете?
У мира появился большой враг – страх. Он живёт в каждом из нас и отныне куда пуще управляет нами.
– Литература – это побег от реальности. Вы согласны?
Это побег от своего эго и скучных кукол вокруг нас.
– Может, стоить пересадить человека в предметы или животных и отправить в цифровом ковчеге куда-нибудь подальше отсюда?
Но куда же нам плыть?