«Я понимаю под слэмом нечто доброе. Слэм – это когда мужики собираются в кабаке, бухают и читают друг другу стихи. Они не обижают друг друга. Наоборот. Они хлопают друг друга по плечу и говорят, мол, молодчина, Ваня, хороший стих написал. То есть, слэм в моем понимании – явление изначально дружественное, компанейское», – говорит тюменский поэт Владимир Богомяков. Понимая умиление господина Богомякова, я вынужден возразить его сентименту. Украинский слэм не может позволить себе доброты. Напротив – я абсолютно сознательно сотворил его хамом, и хотел бы объясниться в своих на то причинах.
КУЛЬТУРА БЕЗ КОНТР-КУЛЬТУРЫ
За всю историю независимости, в Украине так и не возникла своя контр-культура. Повсюду кишат пошляки, деревенщина, трупы. И всё это охвачено национал-патриотическим воем. Лилипут пребывает в горделивом экстазе. Наша литература остаётся непростительно консервативной. Противопоставить ей можно только мужеложество, богохульство и людоедство.
А как же Жадан, Дереш, Карпа и прочие современные литераторы? Их культурный продукт не является ни новаторским, ни радикальным. Вся его ценность заключается в том, что он подражает той или иной литературной традиции на языке молодого государства. Может ли национализм служить оправданием эпигонству? Да, несомненно, эти писатели лучше скисших рептилий из Союза Писателей, но в них нет авангарда, нет желания бросить вызов конвенции, по-настоящему взорвать гнилые пни. Их тексты шокируют только тех, кто вылупился в ступе, и никогда не покидал родного села. Зачем читать украинские тексты, если всё лучшее, что произошло в литературе находится за их пределами? На фоне Пьера Гийота или Габриэль Витткоп они ничтожны, трусливы и реакционны.
Что же получается? В Украине имеются консерваторы и умеренные современники. Однако ни один культурный процесс не может быть полноценным без смутьянов, трансгрессоров, извращенцев – всех тех, кто толкает границы культуры вперёд. Здесь и возникает повод для зубастого украинского слэма.
РОЖДЕНИЕ ЛЮЦИФЕРА
Существует спор о дате рождения украинского слэма. Харьковский поэт Сергей Жадан утверждает, что украинский слэм появился в 1997-м году в Харькове. Другие подтверждают, что таки да, в Харькове, но только в апреле 2006-го. Было бы глупо отрицать, что рождение всякого явления – это процесс, который начинается с проявления семян, подобий, зигот и прообразов. Первые ласточки слэма можно обнаружить да хоть в античности с её поэтическими турнирами. И, всё же, – существование чего-либо в нашем Обществе Спектакля начинается с того момента, как это «что-либо» обнаруживают поисковые боты Google. То есть, когда событие – выстреливает в информационное пространство.
Слэм в его нынешней инкарнации возник 19-го мая 2006-го года на теплоходе «Эльбрус», в рамках фестиваля «Киевские Лавры». Именно там мы обнаружили этот злой, но выразительный формат, – украинский слэм. До первого столичного слэма в Украине не существовало ни дискуссии, ни теоретических работ, ни турниров по слэму. Именно после «Лавр» всё это зажило, о слэме стали писать журналисты и критики, зародился общенациональный дискурс слэма.
ЗУБАСТОЕ ХУЛИГАНЬЁ
Мне и раньше доводилось слышать о «добром» русском слэме. Я также хорошо знаком со слэмом чикагским – тем, с которого всё вообще началось, и который ближе к спорту и хип-хопу. Но ни тот, ни другой формат не показались мне подходящими для Украины.
Я совершенно искренне разглядел в слэме возможность культурной альтернативы, почвы для формирования новой культуры, которую я выкликал все эти годы – искусство, объединяющее в себе одновременно литературу, музыку, видео и перформанс, а главное – претворяющее авангард, которого здесь никогда не было – нечто наглое, хулиганское. Подобно революции 1917-го года, украинский слэм был призван нарушить естественный ход вещей в культуре, совершить прыжок в будущее, сотворить украинскую контр-культуру.
Новая культура всегда рождается в борьбе. Это всегда провокация, вызов, плевок в устои. Слэм не стал дожидаться появления авангарда, но сам стал таким авангардом. Поэты, которые окажутся готовыми к поэтической эпилепсии, лягут в основу нового радикального искусства в Украине.
В отличие от всего, что было доселе, слэм изначально был чем-то, что способно вызывать чувства даже в тех людях, которые далеки от литературного процесса. Это наделяло его не просто авангардным, но и массовым потенциалом.
Признаюсь, я всячески способствовал тому, чтобы украинский слэм стал самой злобной культурной сукой в современной Украине. Этот его характер, как мне представляется, позволил зачать литературную революцию – подумать только, зачастую скучная, подвальная и всячески маргинальная поэзия вдруг обнаружила в себе клыки, и получила дар зачаровывать зрителей, доводить их до экстаза, и часами (!) держать их в истерии. Короче говоря, всё получилось. Неожиданно для всех нас, украинская литература, вдруг, стала интересной.
Впервые в истории украинский поэты почувствовали удовольствие от попрания морали и нравственности, цензуры и национализма. Слэм сразу стал космополитом и анархистом. Его не замутняла ни география, ни политика.
Зубастость украинского слэма была продиктована также тем, что существующая в Украине литература оказалась несостоятельна как рынок, и культурный продукт на фоне российского соперника. Чтобы разбудить украинских литераторов от сна и покончить с нытьём, потребовалось создать такой слэм, который избивал бы их до полусмерти, чем, собственно, и приводил в сознание – способствовал формированию зубов, желания дать сдачи. Поэты, прошедшие испытание слэмом, выходят из него окрепшими, готовыми к культурному сражению. Юные мальчики валят признанных классиков литературы – где это видано? Видано на слэме!
Я убеждён, что зубастый украинский слэм – это и есть то слово, которое должно было выговорить поколение 2000. Это поколение должно было родить нечто новое и своё. Этим нечто и стал слэм. Отныне у нас, молодых украинских литераторов, есть своя крепость. Нам не нужно признание мэтров. Наша аудитория – здесь и повсюду. Само время решило прислушаться к нам. Так почему бы не взрывать?
Ополчившаяся против нас толпа разъярённых классиков и моралистов не имеет значения. Наша задача – продолжать гореть. Проводить всё новые и новые слэмы, вести дискуссию, менять культуру, развиваться. Парижские сюрреалисты говорили: «Мы обнаружили что-то!». Позже это что-то стало одним из самых интересных культурных явлений ХХ-го века. Сегодня украинские литераторы получают аналогичный шанс. Шанс совершить культурную революцию. Они уже нащупали Левиафана. Пути назад нет. Есть только пламя, сердитый оскал и готовность пожирать прошлое во имя жизни и красоты.