Женщину ведут по улицам города. Толпа ей вслед плюётся и визжит: «Ведьма!». Инквизиторы знают, что красота – от Лукавого. Всё, что сношается с Дьяволом, тут же предаётся огню. Вот и женщину вскоре сожгут до натюрморта из костей и пепла. Даже если бы на её месте был простой воришка, а вместо огня – виселица, люди всё равно бы стекались на площадь, чтобы посмотреть, как умрёт человек.
«Ведьму» охватывает пламя, и мир вокруг пронзает её крик – плоть женщины темнеет и шипит. Повесили конокрада – от перелома шейных позвонков он истёк семенем, язык его вывалился, подобно опухшему слизню. Образы – не из приятных. И, тем не менее, десятки взволнованных зевак спешат на представление смерти.
Что движет этими людьми? Любопытство, вдохновлённое страхом. Смерть остаётся загадкой, территорией непознанного. Увидеть её мгновение – это как если приоткрыть завесу тайны.
Меняются времена, и тают гильотины. Но вечная ночь остаётся на месте. Сегодня, как и тысячи лет назад, мы окружаем себя практиками, проясняющими, как нам кажется, природу мира за пределами жизни. В частности – курим табак.
С малых ногтей нам говорят, что курение – это плохо, ибо вредно. «Курение – яд». «Не радоваться солнцу, не улыбаться маме». Но что, если взглянуть на эту практику без морализма? Попытаться понять не столько свойства табака, и вызываемую им зависимость, сколько изначальное желание совершать нечто, что тебя убивает. В этом смысле, курильщики – весьма примечательные люди. Как и зеваки со средневековой площади, они хотят общения со смертью. Сигарета за сигаретой, они приближаются к могиле, чтобы взглянуть в её дыру, и обрести покой.