Интервью Анатолия Ульянова с режиссером первого украинского реалити-шоу "Фабрика звёзд" Владимиром Мельниченко.
***
– Чем опыт «Фабрики» был примечателен?
Между реалити-шоу и, привычным для Украины, форматным шоу-телевиденьем – бездна принципиальных различий. Но главное – реалити в меньшей степени постановочно, срежеccированно и смонтировано, участники – менее причесаны и загримированы. Из-за этого традиционная кривизна телевизионного зеркала уменьшается, а отражение становится адекватным ткани жизни. В реалити меньше пиковых моментов шоу, никто по команде не хохочет, не прыгает в лучи света. Взамен этому – ровный серый фон. Но ты вслушиваешься в, казалось бы, обыденный человеческий разговор и постепенно тебя буквально гипнотизирует существование подтекста: за простыми словами скрываются судьбы. Даже учитывая тот факт, что для «Фабрики Звезд» отбирались подростки-подонки погламурней, покрасивей, попопсовей – на утлом жиденьком фоне их ежедневности гудела загадочная и местами страшная штука жизнь.
– Что происходит с людьми в реалити?
Реалити похоже на лабораторию с крысами. Зверьки в заточении, и над ними проводят эксперименты. Чем этих крыс пичкают? Казалось бы, тамошний сыр прозрачен и понятен – каждая особь борется за право занять в иерархии главенствующую позицию, стать победителем, уцелеть, получив лидерский статус. Но мне, в первую очередь, были интересны происходящие с людьми изменения. В первую же неделю участники перестали быть похожими на тех, кого мы видели на кастинге. Они становились остроэмоциональными, порой подавленными, падкими на немотивированные слёзы или резкость в общении. Едва ли простое коллапсирование в пространстве способно так подействовать на человека. В этом отношении, в реалити есть что-то от мистических практик. «Каждый твой волосок посчитан». За тобой постоянно наблюдают. Каждый поступок внутри реалити сразу ложится на скрижали и оценивается – грех это или победа, трусость это или смелость. Даже слова сказанные шепотом и вскользь становятся поводом для оценки тебя зрителем. И ты начинаешь внимательней слушать себя. Жесточайшая самоцензура приводит или к паранойе (что бывало с участниками зарубежных проектов), или к пробуждению спящих душевно-психологических контуров. Уверен, что «фабриканты» испытывали мистические переживания – что-то из ряда буддистских опытов наблюдения за наблюдающими.
– Постоянное присутствие под микроскопом, должно быть, выворачивает, обнажает изнанку личности, сцеживает правду об индивиде или напротив – маска поглощает его, становится его новой идентичностью?
Так получилось, что профессия режиссера вошла в мою жизненную философию. Я убеждён, что все наши деяния – маски. Докапываться до того, был ли ты правдив и реален, совершая поступок, – абсурдный повод для размышлений. Совершая поступок, ты проживаешь момент – секунда захлопнулась, твоя маска была тобой. Что касается «Фабрики»… из самых ангелоликих людей там неизбежно лезет гавно, недостатки воспитания и образования. Но таково реалити – каждый психологический прыщик человека расцветает и нарывает под непрестанным светом софитов. Ты можешь попытаться спрятаться за заученными фразами, но камеры видят твои глаза, положение тела, жесты – всё это не даёт тебе убежать. Поэтому я и говорю, что реалити – минимально кривое зеркало. Оно показывает живых людей.
– Сколько часов ты проводил на шоу?
Как минимум 10. Часто больше.
– То есть, ты, фактически, и был Большим Братом этого мира?
Я получил предельно широкий опыт наблюдения. Когда ты видишь двух девочек, которые кушают курочку, похваливают приготовленное блюдо, а рефреном одна из них рассказывает тяжелейшую, мощнейшую историю о том, как её мать трагически погибла в автокатастрофе, спровоцированной бандитами, за минуту до аварии поменявшись местами с другим человеком – ты понимаешь, что перед тобой нет игры, нет позы, нет телеулыбок, нет этого сценического сахара. Есть настоящие люди из мяса и крови. Смысл реалити для меня в пульсирующем, неярком, непиковом выражении глубинных эмоций.
– Не взбудоражились ли твои вуайеристские начала от ситуации постоянного подглядывания?
Подглядывание затягивает. У реалити особый, медленный ритм. Нет провокаций, нет аристотелевско-голливудской конфликтной драматургии, но ритм происходящего – гипнотический. Ты слышишь пустую фразу, сказанную пресным тоном, но за ней проступает закулисье – доносятся внутренние человеческие оркестры, шум происходящих мощных внутренних изменений. Температура внутренней борьбы критично высока. Самонаблюдение скручивает людей в какой-то созидательный жгут.
– В какую сторону происходили изменения в участниках?
Бросается в глаза ассоциативность «Фабрики» с романом Голдинга «Повелитель Мух». Предмет этой книги – исследованье того, зол или добр человек изначально. В контексте украинской «Фабрики Звезд» стало ясно, каким должен быть герой Украины.
– И каким же? Добрым или злым?
Признаюсь, итог не в пользу нашего социума, потому что по рейтингам лидировали всегда те люди, которые применяли оружие с темной стороны человеческих мотиваций.
– То есть, зло в фаворе, и оно рейтингово?
Да. Пиплметры показывают, что зритель хочет меньше блеска и больше бурлящего пламени.
– Что, если эта рейтинговость зла – просто реакция зрителя на неизменный позитив, светскую тусовку и приторное счастье украинского телевидения последних лет? Возможно, поощряя зло, зритель предъявляет требование более человеческого, живого и настоящего телевидения? Стремится к искренности перед своей природой, которая не сводится к солнцу?
О да. На смену коммунистической морали к нам пришла мораль христианская. Христианство вернуло нам осознание дьявола, вернуло дьявола на его место. Это ведь только при коммунизме «всё в человеке должно быть прекрасно», но как оказалось – прекрасное без уродливого выглядит тоскливо и бледно. Образ с четкими тенями всегда объемней, пронзительней и ярче.
– И, тем не менее, моменты откровений, надломов, трагических историй – всё это осталось за кадром. 15-минутные дневники «Фабрики» едва ли были сосредоточены на демонстрации чего-то сущностного и человеческого.
«Фабрика» – специализированное реалити-шоу. В отличие от того же «Дома 2», оно сосредоточено скорее на шоу-бизнесовых моментах, нежели на моментах поведенческих. Человеческие откровения и надломы выглядели бы в контексте «Фабрики» диссонансно. Вот если бы мы делали шоу «Фабрика Мессий» и выбирали лучшего Христа, которого нужно распять в конце шоу, то тогда зритель мог бы ожидать обильной демонстрации сокровенного, внутреннего и глубинного.
– Не кажется ли тебе, что наше телевидение излишне пугливо, среднеградусно, поверхностно и осторожно? Почему мы так хотим сохранить на экране эту тоскливую эмоциональную равнину, и не показываем тёмных откровений и поведенческих возгораний, которые дают предельные рейтинги?
Сколько бы миллионов не зарабатывало сейчас украинское ТВ – всё это по-прежнему самоидентифицируется как средний бизнес. А таковой держится за стабильность и покой. Он труслив, у него хватает политических рисков. Только большой, умный бизнес может производить смелое телевидение и позволить себе поступок и эксперимент.
– Но ведь телевизор – завораживающий наркотик, а зритель – существо воспитываемое и управляемое. Почему бы не задать новый тон, не видоизменить и шоу, и потребителя?
Телевизор – не наркотик, а транквилизатор. Что касается нового тона – его сейчас начинают понимать те, кто стоит за серой завесой – руководители телеканалов. Сейчас уже идут разговоры о том, что пора бы запустить в Украине более дерзкое, живое, эмоциональное и, опять же, смелое ТВ. Телевидение, которое делает шаг вперед, а не плывет по течению. Ведь победит тот, кто вырвался, а не стоит в толпе.
– Насколько опыт реалити травматичен? Наносит ли он на личность пожизненную рваную рану, когда ты до конца дней живешь исключительно воспоминаниями о случившемся парадайзе славы и внимания?
Я верю в следующую формулу травмы: всё, что не убивает, делает тебя сильнее. Травма – это способ экстремально быстрого получения опыта. Это инъекция шока, провокация личностного толчка. Травма – это всегда вызов. Большинство участников украинской «Фабрики», с нашей божьей помощью, травмы получили.
– Велика ли угроза того, что режиссер реалити, подобно главному злодею фильма «Шоу Трумена», заболеет синдромом Бога? Тебе не хотелось кроить эфир по-своему, провоцировать участников и манипулировать ими, вызывая коренные изменения в их юных личностях?
Поскольку подобный опыт телефашизма пережит человечеством во множестве фантастических романов, фильмов, ты фиксируешь любые стрёмные позывы в себе и всё-таки можешь сохранять контроль. Гитлеровский синдром Бога обошёл меня стороной.