“Современное искусство — это зона бедствия. Никогда ещё в истории человечества столь многое не было сосредоточенно в руках столь незначительного количества людей для того, чтобы сказать так мало”. (Бэнкси)
Искусство всегда казалось мне выдающимся результатом творчества, триумфом индивидуальности, выраженной в произведении, но в какой-то момент я начал замечать, что мертвечина подменяет собой свет. Когда же искусство перестало быть местом жизни?
Проблема – в паразите, обосновавшимся вокруг творческой практики и людей на неё способных. Искусство как художественное выражение личности пребывает в осаде нароста. Речь об арт-системе и кишащем вокруг неё арт-сообществе.
Как много разговоров об искусстве, и как мало его самого. Словно собравшиеся обсуждают вымышленного или усопшего друга. Ни новых имён, ни неожиданных открытий – ничего, кроме внутриутробной болтовни. Новое искусство передаётся peer2peer. Его не найти на страницах Artforum. На стенах общественного туалета встретить его куда вероятнее, чем на стенах арт-центра для напыщенных снобов.
Арт-критики говорят на своём птичьем квази-интеллектуальном языке только потому, что не в состоянии сказать нечто конкретного. Они панически боятся быть разоблачёнными, проколоться, не того похвалить, не там поругать. Мутные колокольчики и риторические аферисты, они только тем и живут, что жонглируют именами и понятиями, которые “стыдно не знать”. Для представителя арт-тусовки вообще характерно изображать обладание неким особым знанием. Это напускное обладание делает их значительными – в их собственных глазах, и глазах тех, кого им удаётся обмануть. Арт-критика возникает там, где искусство немо и нуждается в авторитетном комментарии, чтобы быть.
Гоните в шею этих проходимцев! Искусство интимно. Произведение обращается к субъекту, и является таким, каким воспринимается конкретно тобой, кем бы ты ни был, и каким бы интеллектом и достатком ни обладал. Любая интерпретация – правомерна. Истины тут не существует. Авторитет в искусстве – это нонсенс.
О чём способен рассказать арт-критик? О том, что он уже видел такое в 1976-м году на вернисаже? Или, быть может, о том, что ты мог бы почувствовать, если бы был таким же, как этот самодовольный суфлёр?
Арт-система пытается убедить нас, что “несёт искусство в массы” и “формирует зрителя”. В действительности, нет ничего более закрытого, чем эта система с её галереями-резервациями, и сообществом, существующим только для того, чтобы легитимировать себя и свой эксклюзивный статус. Без этого статуса богемные эксперты попросту лишатся оснований выпрашивать гранты на свои мыльные пузыри, смотреть на большинство как на “быдло”, и оправдывать свои взвизги “творческой натурой”. В конце концов, без особого статуса не объяснить, зачем есть говно на глазах изумлённой толпы.
Галереи, биеннале, вернисажи – годами одни и те же люди, одни и те же иллюзии и перевыборы богов сезона. Всё это якобы не лишено смысла, и якобы каждый здесь – сперма культуры, а вокруг – “обыватели”, которые хоть и зверьё, но хорошо бы, если бы это зверьё носило тебя на руках, как умницу и мэтра.
Арт-система – это Мубарак и Путин, поощрённый вниманием и разжиревший в его лучах. Возникшая, чтобы обслуживать бенефициаров рынка, эта система диктует правила игры, которая сводится к производству массовки статистов, тусующихся на фоне предметов ценообразования – продуктов художественного труда. Как посетитель галереи искусства, ты нужен только для того, чтобы своим присутствием легитимизировать товар на стенах. Без тебя эти салонные поделки так и останутся тем, чем они и являются – хлебом из лебеды.
Не пора ли отказать этой ярмарке тщеславия во внимании? Отправимся же за новым искусством на новые территории. Необходимо искать нечто, не имеющее ничего общего с арт-системой, не одобренное и не прокомментированное её криволицыми авторитетами, возникающее из живых взглядов и сердец – на мятежной улице, в мерцающем лоне кибернетической ночи.