Близнец очаровывает и ужасает. В нём есть и обещание покончить с одиночеством, и тревожное сомнение в твоей индивидуальности. Воплощённые зеркала, близнецы отражаются друг в друге, намекая на взаимозаменимость. Они – это сиамские тени друг друга. В их жутковатой симметрии есть нечто обесчеловечивающее. Всякая копия лишает оригинал исключительности и, собственно, оригинала. Мечта об армии клонов – это мечта о весеннем саду донорских органов. Чем меньше в тебе уникального, тем легче тобой пренебречь. Клон воспринимается не братцем, но нерпой – промышленным животным, сокрушаться об уничтожении которого – это всё равно, что сокрушаться о гибели бревна, брошенного в камин.
Впрочем, близнец – это не только о поверхностном подобии, но о подобии вообще. И в этом смысле он – про конформизм. Есть близнецы во взглядах и вкусах, интересах и мыслях. Бывает, целые сознания сотканы из присвоенных отражений. Не исключено, что большинство людей носит тиражный характер.
Если у каждого из нас и правда есть где-то близнец, понятие личности лишено смысла. Общество предстаёт колонией глистов, галлюцинирующих собственную «неповторимость». Жизнь от этого не становится менее захватывающей, ведь и в кишечнике возможно разглядеть долину цветов. Но возможно ли обрести свободу вне её стража – сознания, производящего личность и, собственно, факт человека? Быть может, каждый из нас – это плесень, рождающаяся в массе и ничтожестве, но существование науки и поэзии доказывает, что эта плесень способна на большее.