Как и садизм, мазохизм происходит из репрессированной сексуальности и является продуктом авторитарной культуры. Существует ошибочное представление, будто мазохист – это пассивная роль. Но ведь это мазохист разрешает совершать нечто с собой. Это мазохист может в любой момент прервать пытку, произнеся стоп-слово. Значит, контроль принадлежит мазохисту. Значит, мазохист – фигура власти; не подчинённый, но позволяющий подчинять. Если мы экстраполируем это понимание на социум, то увидим, что, с одной стороны, репрессируемые обладают властью покончить с репрессией, с другой – получают от этой репрессии удовольствие. Царь – это их воплощённое желание; воистину – слуга народа-мазохиста.
Видимо поэтому попытки либеральной прессы соблазнить мазохистские массы революцией остаются безответными. Всякий порядок строится на согласии большинства. Массы понимают, что революция, устраняющая репрессий, устраняет и связанное с этими репрессиями удовольствие. Они отказывают революции потому, что революция отказывает им в праве на несвободу. Даже когда они чекинятся на оппозиционных митингах, в основе этого нередко оказывается лишь устремление драматизировать своё рабское положение, предвкушение сладкого наказания резиновой палкой мастера. Здесь вспоминаются слова Анны Варги:
У людей, переживших травматический стресс, формируется интересная система чувствований: жизнь без стрессов им кажется пресной. …Есть много вариантов, когда люди хотят воспроизвести травматический опыт. Это очень характерное для всей нашей культуры переживание. Мы говорим про западные страны: «Там жить скучно, вот у нас... а у них – всё не то». Это типичное для всякого травматика переживание. Спокойная и защищенная жизнь кажется скучной. Мой учитель Хана Вайнер называла советские семьи травмоцентрированными.
Спрашивается, нужна ли демократия тем, кто желает хлестать, и быть поротым; чья сексуальность зависима от подавления и вдохновляема им; для кого автозаки – это оргии на колесах?
Революционерам остаётся либо соблазнять мазохистские массы обещанием, что революция будет ещё более захватывающим актом насилия, либо повременить с площадным действом, и сосредоточиться на преобразовании культуры и человека. Средствами этому являются просвещение и сексуальная либерализация. И то, и другое необходимо, чтобы обеспечить отмирание садомазохистской ментальности, после которого для сознания не останется радости ни подчиняться, ни подчинять.
Революционер отвергает извращённо-патологическое удовольствие, ибо это не его удовольствие, не сексуальность будущего, это – удовольствие, порождаемое противоречием между моралью и инстинктом; это – удовольствие диктаторского общества, униженное, жалкое, патологическое удовольствие. — Вильгельм Райх
Важно, впрочем, не забывать, что нет свободы в принуждении к свободе. Свободу нельзя навязать, её можно лишь предложить как проект, и выращивать в себе, тем самым проливая её феромоны в общество, и провоцируя массы сказать стоп-слово.