Сервис Yelp позволяет находить и рецензировать всевозможные заведения: от ресторанов и стоматологических кабинетов до стрип-клубов и автомастерских. Благодаря наличию мобильного приложения и 78 миллионов пользователей, он показывает, как выглядит пицца в кафе “Бенито”, объясняет почему John B. больше никогда не станет её есть и рекомендует альтернативы поблизости. Иными словами, Yelp способствует исключению негативного опыта из повседневного потребления. Капитализм здесь достигает совершенства. Потребитель приговорён к тотальному удобству. Всякая трата обречена на успех. Технологизируя конкуренцию, Yelp ускоряет метаболизм рынка – его, буквально, кровожадную расправу над местами, которые своими “идиотскими официантами” и “недоваренной лапшой” отвлекают homo consumer от жизни как легкомысленного порхания с бутерброда на торт.
Всё это действительно удобно, и столь же действительно пользователь становится палачом, чья ответственность разлита среди миллиона юзеров с анонимными именами типа Kate T. и Joe D. Этическая слабость этого технологизированного отбора, как и капитализма вообще, заключается в объективизации человека, его концептуальной ампутации. Вместо межличностных нам предлагаются отношения, где есть только субъективное желание и сервис, обязанный его удовлетворить. Это отношения, где Другой – не существо, но сервис. Отношения, где и я обнаруживаю себя не более чем обезличенным средством для удовлетворения желания Другого. Мы будто бы живём по очереди; находимся в ситуации либо использующего, либо используемого, и никогда – общающихся субъектов. Субъект всегда кто-то один – привилегированная фигура потребляющего.
Юзеры Yelp жмут на экраны своих гаджетов, как если давят муравьёв. Вот только жертва здесь невидима, насилие – дистанцировано, и, значит, преступление как бы отсутствует. Я мог бы просто перестать ходить в это кафе, тем более вокруг полно других, но капитализм требует от меня не просто отказа от услуг, но наказания тех, кто их предоставляет – за несоответствие моим запросам. Yelp принуждает меня участвовать в демократичной порке, которая, в конце концов, является поркой не бизнеса, но конкретных людей, которые теряют работу и, следовательно, шансы на выживание только потому, что забыли подать мне сливки к яблочному пирогу.
Не имея альтернативной системы, мы могли бы отказывать нынешней в её повседневной жестокости. Это не значит “отказаться от Yelp”. Такой отказ – не этическая позиция, но этическая поза; героизм аскета, спасающегося от греха посредством асоциального побега в пещеру без Другого. Вместо исключения медиа насилия, мы можем исключить насилие из медиа; изменить то, как мы используем само средство.
Демократический глас народа, вершащий судьбы посредством таких сервисов как Yelp, – это сумма безответственных заявлений, за которыми стоят скорее сиюминутные капризы, нежели взвешенные рефлексии. Здесь сам процесс эволюции не эволюционирует – есть только вечный и вульгарный дарвинизм: конкуренция сливочного мороженного с щербетом из базилика приводит к победе привычки над новым опытом. Сумма кретинов совершает кретинский выбор, и несет ответственность за порождённое в его результате насилие. Демократия останется опасной утопией и преждевременной технологией до тех пор, пока в её основе будет лежать традиционный человек – существо инфантильное и жестокое, – и отказ требовать от него определённого уровня сознательности, которая необходима чтобы демократия могла, собственно, работать.
Дабы избежать фашизма, – предъявлять требования нужно не Другому, а себе. Я не хочу быть соучастником системы, сводящей мою жизнь к бесконечному самооправданию работой во имя разнообразия конфет. Я отказываюсь от мещанской истерики: быть существом, страдающим от подгоревшего хлеба, пролитого вина или закончившихся артишоков. Я устал ненавидеть и наказывать Другого за то, что он, как и я, несовершенен.
Недавно студия Good Kid Feed запустила ироничный веб-сериал, в рамках которого актёры читают рецензии пользователей Yelp. Это очень смешно. И очень грустно. Проект показывает капризное общество фашизоидных потребителей. Тех, кем нас принуждают стать. Тех, кем горько быть. Тех, кем больше невозможно оставаться.