Доминик Линднер и его сын продают гробы. Дабы как-то выделить свой бизнес на этом стабильном и консервативном рынке, они ежегодно выпускают календарь, на страницах которого их продукцию рекламируют обнажённые девушки. В качестве фонов используются остекленевшие космические пространства, безжизненные пустыни и даже тонущий «Титаник». «Мы делаем что-то весёлое, яркое и прекрасное. Красота польских девушек сочетается с красотой наших гробов. Гроб не является для нас религиозным символом. Это обычный товар. Как мебель. Смерть же захватывает людей точно так же, как и женщины. Почему люди боятся гробов, но не боятся костюмов, косметики, украшений?», – Доминик Линднер
Дело происходит в Польше, и потому остроумные маркетинговые стратегии семьи гробовщиков не остаются без внимания католической церкви. Благочестивые педофилы негодуют, мол, Линднер ведёт себя «легкомысленно по отношению к смерти, которую следует воспринимать серьёзнее, и не смешивать с сексом».
Инквизиторские амбиции торговцев всевышним превращают их церкви в пиар-службы Сатаны. Стоит попам открыть рот – и продажи «плохого» растут. Так было с Гарри Поттером. Так было с Кодом Да Винчи. Теперь наступил звёздный час для гробов Линднера. Это говорит о том, что бог падёт не от руки философов и поэтов, но от свободного рынка, который очищает продукты человеческой деятельности от напускной святости.
29-летняя Джеки Самюэль из Нью-Йорка предлагает поспать с ней в обнимку за $60 в час. Накинь ещё $60 – и к вам присоединится её ассистентка. Никакого секса – только пижамы и объятия. «Ко мне приходят от одиночества, недостатка ласки и любопытства», говорит Джеки. Теперь её хотят исключить из университета за «аморальный бизнес», и считают «хуже, чем проституткой», поскольку объятия – «интимнее, чем секс». Благо, вороний клокот не способен изменить того, что в мире есть те, кто нуждается в объятиях, и те, кто может их предоставить. Спустя всего месяц работы, у Самюэль – 30 клиентов, и она зарабатывает $260 в день.
В реальности свободного рынка между иконой и пачкой гандонов нет никакой разницы. Успех продукта определит не молитва у ворот небесной канцелярии, но его утилитарность. И тут уж у иконы нет никаких шансов. Гандоны победят.
Экономика не верит в добро и зло. Это не важно, что человечество веками каталось на лошади. Появляется машина – и благородный скакун отправляется в зоопарк. Вымирающие села, закрывающиеся угольные шахты или спивающиеся христиане – всё это прекрасные последствия эволюции, которая, в сущности, безжалостный хищник. Свободный рынок – его выражение.
Это, конечно, не означает, что рынок уже обзавелся той культурной прошивкой, которая обеспечит исключительно прогрессивный спрос и предложение. Люди по-прежнему тратят кучу денег на золотые крестики и ядерные боеголовки, предпочитают банальное необычному, а глупое интересному. Но это – не навсегда. Пусть экономика ещё не расправилась с консерваторами, торговля сиськами на гробах ведёт именно к этому.
Какими бы медленными не казались перемены, важно продолжать раскачивать лодку. Сколь бы степенной ни была консервативная идея, она, как и любой другой мем, стремится выжить, а значит – пытается инфицировать собой новые формы и сущности. В том числе, свободный рынок и новые технологии.
Мы понимаем, что опричник, в отличие от айфона, выглядит не продвинуто, но такое восприятие может быть обманчивым. Полагая консерваторов недоразвитыми дикарями, которые только и делают, что стоят на четвереньках в очереди к «поясу богородицы», мы рискуем не заметить разнообразие дикарства, и его способность просачиваться в прогрессивное.
В 2009-м году художники Джеймс Аугер и Джимми Луазо придумали проект «Afterlife», в рамках которого «изготовили саркофаги, снабженные био-батареями, генерирующими электричество на основе погребённых в них тел». Такой саркофаг предназначен недавно овдовевшим женщинам. Как объясняет куратор Дмитрий Булатов, представляющий этот проект на выставке «Soft Control: Искусство, Наука и Технологическое Бессознательное» (2012), «тело усопшего перерабатывается в электричество, которое затем подаётся в дом его вдовы на различные электро-приборы – от настольных светильников до вибраторов». С одной стороны, Аугер и Луазо превращают смерть в торжество Эроса и, значит, празднуют жизнь. Даже разлагаясь в гробу, муж доставляет жене оргазм. С другой – Afterlife утверждает «бессмертие» традиционного брака. Муж, трахающий тебя из гроба, – это какая-то навязчивая попытка патриархата пролиться в вечность.
Радует то, что смерть всё равно наступает. Растаяв, мужья остаются в гробу, а вдовы, пускай и пережившие техно-спиритический коитус, перестают быть женами и отправляются в путешествия за новыми удовольствиями. В условиях свободного рынка этих удовольствий, благо, – полно.