Обладая тонким душевным устройством, я предпочитаю избегать писсуаров в общественных туалетах. Мне чужда идея мочиться шеренгой. Я всегда иду в кабинку для калек – её уютные просторы мне подходят. Однако это не всегда доступно. К примеру, кинофестиваль Трайбека. Обогнав джентльмена во фраке, я захожу в туалет Линкольн центра, и спешу к единственной кабинке, но замечаю, сквозь щель, старика, степенно перелистывающего газету. Возможно, он намеревается провести там остаток своих дней.
Обернувшись, встречаюсь глазами с джентльменом во фраке – такими же отчаявшимися, как и мои. Нам остаются только писсуары. Мы неуверенно подходим к ним, синхронно достаём свои члены и… воцаряется тишина. Ни у меня, ни у него ничего не получается. Все звуки мира словно проглотило – есть только он и я, с оцепеневшими от интеллигентских неврозов хуями в руках. Боковым зрением замечаю – косится…
Быть может, мы стояли бы так до утра, но тут в сортир врывается детина-хряк. Потный и огромный, он спешит к освободившейся уже на тот момент кабинке, где, звонко распердевшись, начинает ссать. Каждый его новый пёрд вызывает у него приступ хохота; хрюкая и смеясь, он обссыкает всё вокруг, но дело не в этом. Когда дверца кабинки открылась, и он вышел со своим счастливым лицом умственно отсталого ребёнка, – и я, и джентльмен во фраке обнаружили себя оправившимися.