Роб живёт в лесу на острове пиков и спит в старом школьном автобусе. По ночам он слушает жаб, грохот ливня и крадущихся оленей. Чуть глубже в лес по болотам – смотровые башни, заброшенный бункер и шипучий океан. Ещё есть дятлы, совы и лисы. А главное – foghorn – труба, расположенная на маяке в Южном Портленде, Мэн. Частота её гудков сообщает морякам о туманах. Чем гуще туман, тем чаще гудит фогхорн. Его ровные стоны слышны здесь всегда и повсюду. Они напоминают телефонные гудки, но никто не берёт трубку. Идущий сквозь чащу в своём красном, как рана, свитере, Роб напоминает фавна. Молчаливый и задумчивый он уводит нас всё глубже по невидимым тропам, чтобы смотреть на черепах и дамбы, построенные бобрами. Здесь, в королевстве кукушки, Роба волнуют судьбы узниц мордовских колонии и спасение жертв гомофобии из Уганды. “Мы здесь счастливы, – говорит он с тем хмурым лицом, которое не редкость для Новой Англии, – так почему бы не поделиться этим счастьем? Не сделать это место безопасной гаванью для тех, кого преследуют?”.
Роб – человек-мост, который использует свои связи в правозащитном движении, чтобы помогать диссидентам по всему миру. Вместе мы только что ползали по верёвочным лестницам и смотрели на колышущиеся кроны деревьев. Затем мы выходили из леса, и шли к конюшням, чтобы погладить чужих лошадей. Молния в куртке Роба сломалась ещё в начале зимы – чтобы согреться, ему нужно кутать створки куртки руками. Однако руки Роба преимущественно на лэптопе, куда ему только что написал “тот парень из Уганды, которому надо помочь”. И вот он уже снова куда-то спешит, а я понимаю, что остров пиков никакой не остров, но само сердце Роба. Живёт локально, но бьётся – глобально.