Последнее время я всё чаще слышу обвинения в левизне. И хотя сам я левым себя не считаю, находясь в ином классовом положении, чем причинный для левого класс, Нью-Йорк не проходит бесследно.
Ещё недавно мне казалось, что левые в США – это кабинетное явление, которое лишено витальности из-за отсутствия у них исторического опыта социальной революции и красного общества. Теперь я понимаю, что этот опыт является причиной, по которой европейские леваки, и постсоветские люди в целом, рассуждают о капитализме на основании его отголосков; сквозь травму советского примера, которая нейтрализует критику капитализма.
Ситуация в Африке и на Ближнем Востоке, очередная консервативная «весна» под знамёнами либерализма и его цветных путчей – всё это лишь следствия и отзвуки; капитализм на выезде, добывающий средства для своего воплощения дома. И как раз дома – сердце гидры, квинтэссенция её машинерии.
Всякому, кто хочет понять капитализм – понять не как набор теорий, а как повседневную жизнь, – нужно пожить какое-то время в «столице мира». В особенности такой опыт будет полезен жителям постсоветского Мордора, которые искренне верят витринам рыночного обещания.
Однажды они освободятся от диктатур, вроде путинской, и в очередной раз окажутся перед выбором: куда двигаться дальше? Вероятнее всего они двинутся на Запад – в свободу, демократию и прочие симпатичные понятия, за которыми скрывается химера иного порядка, чем лилипуты в кремлях. Это химера лишена злого умысла. Просто машина. Просто аппарат – невероятно продуктивный, но не видящий человека – только функцию, метрику, только ресурс.
В отличие от традиционной диктатуры, эта машина не является региональным явлением: капитализм – это глобальное состояние мира. От него не сбежишь. Его не свергнешь, устранив его локальных администраторов в той или иной стране. Чтобы возыметь успех, борьба с этой стоглавой гидрой должна быть поистине международной. В противном случае, отрезанная голова отрастает.
Машина редуцирует жизнь до экстракции и накопления. Рост прибыли подменяет императив развития человечности и человечества.
В основе машинной организации жизни стоят не люди, у которых есть имена, мечты, семьи, а колебания графиков – расчёт без оглядки на судьбы. Любовь, счастье, поэзия… – всё это является поповщиной для машинной рациональности.
Глядя на показатели результативности, машина оценивает, кто из нас полезен, а кто – напрасен; кому быть, а кому сгинуть. Всё, что не способствует прибыли – не заслуживает права на существование. Пригодись или исчезни.
Нам кажется, что так нельзя. Оперируя этикой и наличным стремлением к жизни, мы неприемлем дарвинистскую логику капитализма – равнодушную, как цунами, глотающее город. И возмущаемся от несправедливости, которую множит капитализм. Мы не можем иначе. И исчезнем в борьбе.