Под воздействием солнца скальп испаряется, и прохожие превращаются в смог над Лос Анджелесом. Это уже второй американский мегаполис, который оборачивается для меня Венерой в мехах. Платой за радость в таких городах является какая-то мелкая мука, – всегда побочная, и не способная быть отвратительной, но, всё же, достаточно мерзкая, чтобы удовольствие сопровождалось жертвой. Это может быть качество воздуха, обилие полицейских вертолётов или бесконечное сновидение на раскалённой трассе – хохотать ты будешь, прея кровью. В той же степени, в которой кошелёк связан с анусом, капитализм связан с садо-мазохизмом. Быть может потому, что из земли то и дело выскакивает дилдо, “жизнь на иголках” оборачивается вдохновением. Всё, что ты делаешь происходит на краю пропасти. Однако же раз за разом ты не проваливаешься в её разинутый рот, но продолжаешь лететь. Эйфория, вызванная свистом бездны, подталкивает тебя действовать, как если всё в последний раз; каждое твое слово не просто переносит звуки мяса, но требует ответственности. Цена ставки всё время растёт.
Чем дольше ты плывёшь в каноэ гроба, тем гуще цвет неба над твоей головой. Тем очевиднее, что взгляд твой спешит на встречу ночи. Зато, смотри, как пылают деревья – всё ярче и ярче; воздух жилится электричеством: чувства – колодцы, и будет гроза. В таком состоянии пушки заряжают только сердцами. И мир на взводе, и ты на взводе, но как же всё это красиво. Даже когда ты печалишься, из тебя всё равно доносится песня. Хочется быть русалкой посреди шторма, визжать с камня на корабли и брызги. Чтобы трепало волосы, и стачивало мокрый череп солью...
Во всём этом я вижу признак "морской болезни", которая охватывает всякого, кому доводилось подолгу путешествовать. Пока другие силятся пришить себя к месту послаще, покупают диваны и розовых фламинго для газона, ты – это зуд, требующий переездов. Смерть приближается, а ты ещё не побывал ни там, ни там... Нет ничего страшней, чем осознать – "и никогда не побываю". К чёрту фламинго! С этой мыслью ты и пакуешь чемоданы. Тут же – хоронишь всегда временные отношения во всегда временных местах. А ведь в каждом я влюбляюсь. Но зачем?
Я не чувствую гражданской принадлежности ни к одному обществу, но и сиротой себя не ощущаю. Меня согревают чудеса и случайные встречи; родство с невидимым племенем незнакомцев, которых объединяет желание затеряться в путешествии. Такие люди рассеянны среди всех классов, наций и культур, но, вопреки отличиям, всегда осязают присутствие друг друга. Как Кристофер Ламберт в фильме “Горец”. Только без поножовщины.