Являясь квинтэссенцией рациональности, капитализм весьма эффективен во всём, что касается прибыли. Пока консервативные рептилоиды пытаются доказать, что геи – не люди, капитал видит вокруг только перспективы своего роста. Если для масс вопрос легализации однополых браков носит морально-этический характер, то для капитализма это про то, как поскорее превратить всю эту радужную свистопляску в индустрию: специализированные кварталы, шмотки и магазины. В этой своей всеядности и равнодушии к идеологическим оговоркам капитализм способствует развитию общества. Однако не стоит забывать, что само по себе такое развитие не является целью капитализма. Его цель – это прибыль. И если завтра прибыль будет предполагать газовую камеру вместо секс-шопа, то капитал будет поддерживать газовые камеры. Его сила и слабость имеют общее основание: рост без оглядки на этические сентименты.
Здесь возникает интересный парадокс: чтобы покинуть консервативный плен, нам нужно отказаться от метафизических страстей и морального ангажемента, стать предельно рациональными. Как наука. Как капитализм. С другой стороны – мы не машины. Наши жизни и чувства не сводятся к холодному расчёту. Мы – животные, и в нас бушуют страсти. Мы не можем не принимать их во внимание. Тем более сегодня, когда перед нами стоит задача противостояния правой метафизике: исламскому фундаментализму, русскому фашизму и радикальным евроскептикам.
Рациональное мышление не чуждо человеку. Но абсолютная рациональность – бесчеловечна. Бесчеловечен и капитализм. Следует, впрочем, уточнить, что я использую понятие бесчеловечности буквально – не в смысле порицания жестокости, но в смысле отсутствия человека как эмоционального фактора. Из этого отсутствия происходит отношение капитализма к рабочей силе как к набору утилитарных механизмов; контрактам, выполняющим производственные функции в обмен на капитал. Капитализм не видит смысла в лишних затратах на создание гуманных условий труда в ситуации, когда малолетнюю африканскую деревенщину можно просто бросить в шахту за гроши, и ждать пока она там накопает алмазы. В конце концов, эту деревенщину никто не заставлял соглашаться на унизительные условия труда. Разве что страх голодной смерти. При чём здесь капитализм? Он действует всего лишь разумно – зачем платить больше, если можно платить меньше и, таким образом, увеличивать прибыль?
Капиталистическая эксплуатация человека происходит без оглядки на его мечты и достоинства. Не потому, что в основе капитализма лежит какой-то особый садизм или злоба, но потому, что капитализм – это всего лишь экономическая система. У неё нет слёз, и ей не снятся сны. Да и к чему переживать о чувствах метлы или трактора? И то, и другое, и сам человек – одного рода вещи, кирки добычи капитала.
Капитализм разумнее человека. Нет ничего рационального в том, чтобы, спасаясь от беды, броситься на помощь другу, и умереть вместе с ним. Только глубоко иррациональное существо откажется от перспективной работы, если единственным аргументом “против” неё является любимый человек, который не хочет переезжать в другой город. Но в том-то и дело, что мы – не аппараты. Да, мы можем всё измерить и проанализировать, но когда дело доходит до ситуации жизни – на наш мозг воздействует сердце. Равно как и концепты, рождённые его переживаниями.
Чистое рацио является продолжением патриархальной утопии о человеке как побеге на небо, прочь от природы: от тела к духу, от плоти к разуму. Чем пренебрежительное отношение рационалистов к эмоциям отличается от отношения церковных крыс к "низменным" проявлениям человеческой телесности, из которой эти эмоции, собственно, и происходят? Это ровным счётом та же логика неба, мужчины, фаллоса, которая тысячелетиями репрессировала нашу сексуальность. Продуктом такой репрессии стал механический человек, способный безотказно подавлять свои эмоциональные импульсы, и действовать рационально.
Капиталист – говнюк. Но говнюк куда более конкурентный, чем благонамеренный романтик. Твои слабости – это его преимущества в дарвинистском забеге. Пока ты тут пытаешься "по-хорошему", он просто действует как лучше для него – и это, с одной стороны, естественно, а с другой – делает дружбу невозможной.
Идеалист обречён проиграть. И, всё же, быть гавнюком как-то не хочется. Не потому, что “говнюк” – это “плохо”, но потому, что говнюк – это одиночество. Мы ведь, в отличие от кассовых аппаратов вроде Мартина Шкрели, животные социальные. Друг нам приятнее выгоды, а любовь – слаще икры. Вот и получается, что люди – хуёвые капиталисты, а капиталисты – хуёвые люди.
Всё это, конечно, не означает, что мы должны избегать взвешенных решений. Не означает это и того, что бесчеловечный капитализм не может служить на благо человека. Понимая возможности, которые несёт в себе механика капитализма, важно помнить о рисках, которые содержатся в перспективе его трансформации из экономического подхода в философию общественной жизни.
Капитализм не должен подменять собой идеологию, и нуждается во внешнем контроле: гуманистических институциях и законах, выступающих гарантией того, что его процессы будут служить не капиталу, но человеку.