1
Бывает кажется, что так оно всегда и будет: у власти – подлые жабы, и ближний – с каменным сердцем. Как продолжать шевелиться в таких обстоятельствах?
Критический взгляд изнуряет, поскольку, с одной стороны, обнажает проблемы, а с другой – требует действий в их отношении. Если же действий не следует, ну, или же, результат их ничтожен, человек чувствует себя беспомощным, и рискует впасть в состояние фрустрации. Реальность, которая не помещается в надежды о свободе и справедливости, навивает ему смирение. Это смирение опасно легкостью, которую приносит. Больше не нужно махать кулаками, продираясь сквозь чащу неугодных обстоятельств. Можно просто плыть по течению, и пусть оно куда-нибудь несёт. В конце концов, сама эволюция движется по пути наименьшего сопротивления.
Однако же в природе нет такого зверя, который бы не боролся за жизнь и встречал пасть хищника смиренно. Уж лучше так и оставаться сморщенным изюмом в материнской утробе, чем родиться и сдаться однажды: позволить убедить себя, что мечты твои – наивны, и больше не сметь дерзать к их воплощению. Зачем иначе тогда жить, если не сметь, не попытаться претворить себя и свой мир?
Дерзая, впрочем, важно помнить, что человек и история воспринимают время по-разному. Десятилетия борьбы для человека – это огромная инвестиция жизни, тогда как для истории это – вспышка. Да, в современном обществе информация о событиях доходит до нас быстрее, чем когда-либо, и, к тому же, в несравнимо больших количествах. Из-за этого складывается впечатление, что мир ускоряется. В действительности же земной шар вертится с той же скоростью, что и всегда, и существенные исторические сдвиги, – особенно в тех регионах, где сама культура сопротивляется переменам, – требуют значительных временных расстояний.
Что если твоя жизнь окажется короче, чем дистанция, необходимая для перемен? Готов ли ты бороться, зная, что плодами твоей борьбы тебе так и не доведётся попользоваться? Ответ, на первый взгляд, очевиден: что мне с того, что сад будет цвести поверх моей могилы? На всё, что после моей смерти мне плевать. Логика эта объяснима и ничем не зазорна. И, всё же, лично я её не разделяю.
2
Капитализм – это натурфилософия, которая не предполагает эмпатии. Эмпатия мешает естественной конкуренции. Трудно соперничать с теми, через кого ты не готов переступить. Дарвинизм плохо совмещается с дружбой. Преуспеть в его обстоятельствах можно только при условии чувственной отмороженности.
Экзистенциальная атомизация, которой способствует капиталистический гипер-индивидуализм, производит социально обособленное бытие субъекта в обществе – мы населяем вместе наши города, но существуем отстранённо друг от друга. Всё более усиливающаяся персонализация обнаруживает в нас больше отличий, чем общих черт. И это нормально. Однако город перестаёт быть территорией общности, и становится скорее зоной общего потребления. Будучи культивируемым в качестве рыночного реактива, эгоизм оборачивается одиночеством и отчуждением. Благо, современная фармацевтика не стоит на месте, и твой лучший друг доктор всегда может выписать тебе пачку антидепрессантов со вкусом хвойного леса.
Условием стабильности общества атомных субъектов является их разобщённость – невозможности образовывать альтернативные политические коллективы. Если таковые и возникают, то разве что в форме досужих клубов по интересам, которые не имеют никакого политического значения, и существуют в палитре сервисов капитализма. Между митингом и походом в салон красоты нет никакой разницы.
Меж тем, напряжение, нагнетаемое в массах растущим неравенством, всё равно выходит наружу – часто в воинственных консервативных формах: религиозном фундаментализме, правом и левом радикализмах. Из этого следует два вывода:
1) Социальные преобразования требуют солидарности индивидов и, следовательно, их готовности переживать себя как коллективное политическое тело.
2) Эскапистский побег в неолиберальный гипер-индивидуализм ставит под угрозу свободу личности, поскольку уступает общество тем политическим силам, у которых нет проблем ни с её устранением, ни с образованием масс, готовых плавить общество по своему образу и подобию.
Проще говоря, отсидеться во "внутренней Монголии" не получится. Степень твоей заинтересованности в правах и свободах должна соответствовать степени твоей готовности за всё это бороться. Если же бороться ты не хочешь, то и не жалуйся, когда тебя ведут на эшафот, а ты в слезах: "Ребятушки, ну как же так?".
3
Индивидуализм и солидарность не противоречат друг другу, и являются просто разными формами взаимоотношений человека с окружающим его миром.
В чувстве солидарности возникает коллективное общественное тело, и, тут же, – ответ на вопрос о целесообразности борьбы, победу в которой ты можешь уже не застать. Переживая общество, как себя, человек выходит за рамки эгоистической логики, и сознаёт, что простирается за пределы себя и своего времени – в культуру, как бессмертную продолжительность, и воплощение всех нас.
Выражая те или иные взгляды в объектах культуры, ты ведёшь диалог не только с нынешним, но и всеми последующими поколениями людей, связанных с твоей культурой. Критикуя неолиберальный капитализм или предлагая постсоветским обществам гуманистическую философию, я сознаю и свой ничтожный масштаб, и то, что уже вряд ли успею насладиться плодами провозглашаемых мною идей. Однако это меня не тревожит, поскольку я знаю, что культура, наше коллективное произведение, будет продолжаться и после меня: в словах, фотографиях, фильмах.
Ночь не бывает бесконечной. Однажды в наших обществах возникнет поколение, которому не нужно будет объяснять, что гомофобия, национализм или ещё какое христианство – это дикость. Этому новому поколению потребуется альтернативный фундамент в его собственной культуре и обществе, чтобы построить на нём новый мир. Закладывать основы такого фундамента можно уже сегодня – в твоём искусстве, работе, социальной и политической деятельности. Это не значит жить в грёзах о будущем, но жить сегодня, с общественным смыслом, ощущая себя частью истории, и не сводя себя к ощущению смертного тела, зная, что завтра, вопреки нынешнему засилью перепончатых горгулий, новый мир будет воплощён в революциях, навеянных мечтами, которыми ты сегодня начиняешь свою культуру.