Переживёт ли смерть либерализма идеал свободы, учитывая, что такие понятия как равенство, справедливость и права человека превратились в обрядовые бубенцы? Ими всё чаще трясут из приличий, и всё реже – по убеждению. Быть может, они изначально являлись всего лишь красивыми знамёнами, и, тем не менее, ещё вчера эти знамёна питались верой, меняли мир. И, вдруг, перестали. Как и христиан, несущих в церковь пасху, демократов больше не заботит “спасение душ” и “царствие небесное”. Искренний религиозный транс встречается в обоих группах всё реже. Ценности свелись к декларации ценностей – моральному перформансу. Слушая калифорнийское радио, я сталкиваюсь с бесконечной сдачей нравственных нормативов – передачами, которые, с одной стороны, затрагивают важные темы сексуальности, гендера и равноправия, а с другой – делают это в рамках какой-то похвальной инерции, мол, хорошие люди сообщают правильные слова. В этом есть норма, и нет жизни. Ритуализация морали выхолостила её мечту.
Демократы переживают сегодня то же разочарование, которое испытали левые в результате краха большого красного проекта. Дискурс прогресса погас, и на передний план вышли убедительные истерики – alt-right и new-left. То, что их старые песни о главном звучат сегодня свежо – очевидный знак кризиса.
Вместо того, чтобы искать крайних, необходимо понять причину, которая вдохнула в них жизнь. Левые видят её в капитализме как экономическом принципе. Правые – в пришлых как культурном факторе. И, всё же, здесь есть что-то другое, – какое-то провисание в самом либерализме, который перестал отвечать на чаяния тех, кто сегодня утекает на окраины политического спектра – в дичь с дымом из ушей.
Произошла радикализация “большинства” в следствии его исключения из дискурса прогресса, который всецело сфокусировался на проблематике ряда меньшинств. Проблематике несомненно важной, но не отвечающей на вопрос об интеграции в проект будущего всего разнообразия людей – в том числе, человека традиционного с его более конвенциональными идентичностями. Такой человек рассматривается сторонниками нового мира сугубо в качестве пережитка, фашиста, опрессора. В этом положении ему остаётся либо углубляться в какую-то архаичную лабуду, где для него ещё есть место, либо быть виноватым элементом прогрессивной толпы.
Чтобы включить традиционного человека в развитие общества, нужно покончить с вечной моральной претензией в его отношении, и помочь его конвенциям найти новые идентичности в проекте прогресса. В противном случае, эти конвенции так и продолжат определяться консервативными идеологиями, сохраняя традиционного человека в драке с завтрашним днём.