В либеральном словаре есть два важных понятия – толерантность и принятие. Оба про всё хорошее, но если толерантность ещё кое-как на слуху, то для принятия не отыскать даже статьи на русской Вики. Это интересно потому, что разница между этими понятиями существенна. То, что одно из них стало частью прогрессивной повестки на пост-советском пространстве, а другое нет, – симптоматично.
По мере проникновения либерализма в места бытования славянских людоедов, императив "быть толерантным" становился всё более актуальным. В то время как разного рода опричники производили неологизмы типа "толерасты", полагая, что любое явление в этом мире можно опустить, добавив к нему отсылку к геям, среди людей образованных толерантность обрела черты той политической цели, достигнув которой общество перестанет быть псарней. Такое допущение не лишено оснований, и, тем не менее, указывает как на глубину дикости пост-советских социумов, так и на недостаток в них надежд на перемены.
Толерантность – это всего лишь терпимость: то есть, вы буквально терпите что-то, что вам не нравится. Быть толерантным – это не значит раздуплиться. Это значит только то, что вы чуточку лучше, чем бешеная обезьяна, которая громит всё то, что ей не банан. Другое дело принятие. Принять нечто, что вам не лепо – это проделать внутреннюю работу: осмыслить и превозмочь причины своей неприязни. Толерантный человек терпит потому, что быть нетерпимым в современном мире – не выгодно, тогда как человек принявший попустился совершенно искренне. Принять – это понять, и перестать париться. (Концепт acceptance не случайно происходит от латинского acquiēscere, т.е. "найти покой")
Оптимистичное либеральное сознание верит, что толерантность предваряет принятие. Однако нынешний правый ренессанс доказал, что терпимость склонна к рецидивам, и зиждется не на глубинном понимании ближнего, а на моральной установке, согласно которой быть не толерантным – плохо. Стоит экономике поперхнуться, и толерантные становятся зигами, – пьянеют от возможности выпустить чёрный дым скопившейся ненависти. Те же, кто сохраняет наивную веру в самодостаточность толерантности, оказываются не в состоянии ответить возрождению фашни, – ведь это не толерантно, – и таким образом служат добродушными подстилками для консервативного отката. Так было в Украине, где, во время обоих Майданов, либералы сначала говорили о необходимости тактической терпимости к националистам в борьбе с общим врагом, а затем изумлялись погромам, избиениям и засилью жёлто-голубых лавок у подъездов; в Египте, чей молодёжный Тахрир сменился сначала Братьями мусульманами, а затем и военной хунтой генерала Сиси; в Сирии, где либералы поддержали борцов с диктатурой Ассада, не разглядев в них исламских фанатиков; в Америке, где Демократы успешно расправились с социалистической альтернативой Сандерса, чтобы затем успешно продуть выборы апологетам расизма во главе с Трампом.
Если мы заинтересованы в развитии гуманистического общества, то продвигать нужно не терпимое отношение к людям и явлениям, а их понимание; и не мораль, а разум, – в частности, секулярное образование, направленное на формирование у индивида способности к диалектике, критическому и аналитическому мышлению. Таковое необходимо, в частности, для того, чтобы идея принятия не становилась жертвой схематизма, при котором либералы впадают в этический ступор, мол, можно ли мочить фашистов, и при этом требовать, чтобы фашисты уважали геев? Чем фашистский Другой отличается от гомосексуального Другого? Почему в одном случае мы требуем принятия, а в другом отказываем в нём? Подобная софистика приводит к тому, что люди со свастикой выходят на митинги "за свободу слова", обращая либеральную этику против самих же либералов.
Не стоит понимать разнообразие как всеядность. Гуманизм не исключает борьбы со своими противниками. Либеральная тактика потерпела крах, вместе с утопией мирного сосуществования борцов за свободу и борцов со свободой. Нет и не может быть никакого мира с людьми, чья политика включает в себя сексизм, гомофобию, воинственное отношение к иммигрантам и т.п. нормативы правого дискурса. Разница между гомосексуалом и фашистом в либеральной дилемме о неприкосновенности Другого – это разница между сексуальной ориентацией и человеконенавистничеством. Фашист, в отличие от гея, представляет угрозу для демократии, и потому не заслуживает её благ – ни толерантности, ни принятия.