Вернувшись с Женского Марша, — самого крупного феминистского мероприятия в западном царстве, — я сел смотреть новый моднейший сериал “Конец сраного света”. Это love story о беглых подростках: “нимфоманке” и “психопате”, который якобы хочет её зарезать, но на самом деле обожает. Наблюдая за их циничным мимими, и всё ещё пребывая под воздействием кричалок во славу “пусси”, я почувствовал, что мир меняется и, кажется, становится всё лучше, раз мы уже прославляем вагины на площадях, шутим про подростковый секс и жажду зарезать любимого человека. Но тут поступила другая love story – московский студент укокошил возлюбленную, съел бутерброд и занялся сексом с кадавром.
Всякий раз, когда в мире случается очередной занимательный кошмар, мы спешим проиллюстрировать им наши взгляды. Стоит взорваться вокзалу, и сторонники скреп включают шарманку про понаехавших, а их либеральные оппоненты противопоставлять луже трупов поэзию Омара Хайяма. Вот и в случае с Артёмом Исхаковым все тут же бросились в область исторических обобщений, мол, что же эта история говорит о нас? Являлся ли она примером частного психоза, или, быть может, выражением некоей общественной тенденции, в рамках которой “мужики сходят с ума”?
Поводом поговорить о феминизме здесь является не сам прецедент, а реакция на него говноедов из интернета. Парень убил девушку. Казалось бы, что тут ещё можно сказать, кроме слов сочувствия родным и близким погибшей? Однако в Сеть попали интимные фото убитой, и комменты тут же наводнили “эксперты”, обсуждающие “шлюху”, которая “довела” Ромэо.
Можно, конечно, пожурить троллей за паралич человечности, но куда важнее распознать в их реакции культурную проблему – традиционное общество, чей миф начинается с грехопадения по вине женщины (Евы), сотворённой из ребра мужчины (Адама), и способной оправдать свою “неполноценность” только посредством материнства. Любое эмансипированное поведение с её стороны рассматривается как блядство. “Это не мы людоеды. Это юбка короткая”, – так мыслят самцы мезозоя. За спиной у исхаковых возникают целые паблики шариковых, которые критикуют те или иные аспекты поведения Татьяны Страховой, – её крашеные волосы, её обнаженные сэлфи, винишко…, – и чуть ли не оправдывают её убийство.
Почему это плохо? Потому что в обществе, где о женщине думают так, решиться убить её гораздо проще, чем в условиях понимания гендерного равенства. И хотя никакие культурные механизмы не могут гарантировать, что чей-то психоз не обернётся жестью, их наличие повышает шанс остановить её на ранних этапах “кукушки”. Причиной произошедшего является не переизбыток феминизма, под напором которого подавленные пенисы якобы выходят из строя, а его дефицит, и, следовательно, отсутствие понимания ценности человека, безотносительно его пола и образа жизни.
По-настоящему страшным в этой истории является “цивильность” убийцы. Те, кто читал его письмо, безусловно, найдут в нём дурку. Но это не вопиющая дурка, не выдающийся бред. Исхаков осознает, что натворил, и даже извиняется перед семьей убитой. Подчас складывается впечатление, что письмо написано вполне обычным юношей с пухлыми губами и разбитым сердцем – в таком любой может узнать себя. Вот что страшно. Грань между “нормальностью” и “привет, ребята” оказывается эфемерной. Можно сколько угодно демонизировать “гнилое яблоко”, и убеждать себя в том, что мы-то уж точно не такие, но правда в том, что человек – это граната.