Старцы скрипят на молодых, как ржавые калитки, мол, школота ничего не знает, и знать не желает. Этому скрипу вечность лет. Как и невежеству школоты. Не знаю, что предпочтительнее – клокотать пересохшей гортанью, или быть тёмным. Как по мне, так упрямое невежество малолеток вселяет надежду. Такой и должна быть менструация – жидкой, и свежей, как маточка птички.
1
За миллениалом следует личинка пустого холста – симпатичные юные кретины, идущие сегодня на разного рода марши: за иммигрантов, права женщин, жидкий гендер… Рэйвы их политической сознательности напоминают выход пионеров на субботник. Чёрный агитатор читает рэп с белой чикой, которая переводит его на язык глухонемых, и разволновавшийся либеральный отец кладёт руку на плечо своего трансгендерного сына. Это, безусловно, положительное, хоть и немного карикатурное зрелище, не стоит понимать как политическое действие – скорее как ритуал выкликания такового.
Данная форма протеста культивируется либеральной академией и её старцами в потёртых джинсах из 1960-х. Эти джинсы стали их парадной униформой – своего рода орденами на груди ветерана, обречённого толкать допубертатам с гвоздикой одни и те же фронтовые байки. “Старого пса не научишь новым фокусам”. Вот и обрюзгшие на профессорских зарплатах дамблдоры ничего, кроме своей ностальгии по Вудстоку, предложить не могут.
Не стоит забывать, что засилие левых кадров в либеральной академии вызвано потребностью направлять молодёжь в безопасное русло. Все эти бывшие хиппи наняты институтами капитализма для того, чтобы возделывать функциональных рыночных граждан. То что может показаться пробуксовкой неолиберализма, – мирное шествие на фоне правого произвола, – является всего лишь исправной работой его иммунитета. У мэрии протестующих встречают кордоны фуд-траков, и революция заканчивается пикником.
Польза от подобных сабантуев не в их мнимом политическом влиянии, а в самой встрече юных тел в оффлайне. Малолетка выпиливает себя из социальной сети, объясняя это потребностью в настоящем общении. Не удивительно, что самой живой частью этого нового, пост-цифрового поголовья являются 15-летние школьники, которые не успели надышаться опиатами высшего образования, и всё ещё несут в себе гормональную пассионарность – реактив, необходимый, чтобы открыть политику.
Невежество спасает малолетку от страха. Она ещё не обожглась о человеческий фактор идей, и не покрылась шрамами, которые могли бы её заземлить. Ей чужд как шок Второй мировой, так и оптимизм Холодной войны. Ни того, ни другого она не знает, и просыпается на другой стороне этого оптимизма — в правеющем мире родительского содержания и студенческих долгов.
Открывая для себя левые идеи как территорию радикального веселья, малолетка врубается в их мечты. Невежество защищает её политическое воображение от давления бородатых “но” про Сталина и красных кхмеров – тех “но”, которые не позволяют видавшим виды либеральным старцам снова мечтать, и дерзноветь. Именно в малолетке левый транс оживает, получая шанс на обновление.
Юнги выплёвывают засохшее старческое семя. Их человек пустой, откровенно невежественный. Старый язык ему известен, но уже не свойственен, по поводу чего он испытывает вежливую неловкость. Он понимает смысл идентичностных бейджей расы и гендера, но не чувствует их как сентимент. И лишь исполняет их в качестве знака. Эта перформативность идентичности указывает на то, что новый человек – это играющий ребёнок. Идеология для него – разноцветные кубики. Ни один из богов не становится священным, не образует твердь из трепета и страха. Личность остаётся жидкой, условной, произвольной. Истина же представляется тёрками родаков. Видно, что ребёнок ими заёбан. Нет, он не квир, и не негр, он – Джонни 213. А завтра – Джоанна 420. Её не очертить, как мелом мертвеца, и не налить в стакан. Она – стекающий плевок, калейдоскоп пятен Роршаха. Кому-то это кажется лошадкой, другому – поножовщиной. А правды – нет. И славно!
2
Миллениал – кретин не потому, что идиот, а потому, что в нём творится процесс обнуления культуры – отказ от тяжести скопившихся знаний и знаков. Too much information. Человек начинается снова. Из прошлого берутся только свитера. Не смыслы, и не боги, преломляющиеся в современном человеке с его ADHD и, значит, неспособностью как следует завтыкать и ёбнуться.
Нет, малолетка не дебил. В нём нет дефицита любопытства. Но это любопытство направлено в его здесь и сейчас. Ребёнок не невежествен вообще. Он невежествен в отношении прошлого и тех, кто затащил его в этот пиздец. Ему не интересна их история. Он хочет написать свою.
Да, как и во всяком ребёнке, ему свойственны периодические отползновения в теплую мякоть сиськи, какая-то глупость, весьма опрометчивая давка прыщей. Но это возрастное. По мере же взросления и обретения власти, невежество малолетки будет заполнятся опытом жизни в плавильном котле игры. Всё более непонятной тем, кто застрял в гробу воспоминаний.