Ты лижешь кактус. Я знаю всех твоих парней, включая крысу. Все, кроме крысы, как волки. Некоторые и вовсе собаки. С тобой можно не бриться. Шерсть тебя не пугает. А меня не пугает твоя кровь. Ни кровь, ни взгляды незнакомцев. Сейчас или никогда. “Мне этого давно хотелось”.
“Она принимает наркотики”, – говорит о тебе наш общий знакомый. “Здорово, – думаю я. – Познакомишь?”. Так начинается сезон пожаров. Ты нюхаешь нарцисс. Я нюхаю нарцисс после тебя. Наши случайные прикосновения не случайны.
Твой парень засыпает, и мы больше не спим. Словно летучие мыши, осаждаем шеи, пьём ночь из горла пока наши губы не превращаются в раны. Красное – про тебя. Тёплый, как слёзы, ливень – про тебя. Ещё дельфины и кошки, и море, и сам я, как виброзвонок – дрожу и сползаю от дрожи.
Мне с тобой страшно говорить. Страшно, что слова всё испортят. Тем более, что все наши слова принадлежат прошлому. Единственным средством общения для нас теперь, спустя десять лет, является английский – чужой язык, где у нас нету шансов оживлять вчера, только возможность создавать сегодня.
Заметишь ли ты, как смерть поиграла рукой у меня в волосах? Замечу ли я, как от этого гаснет твой взгляд? Я стараюсь об этом не думать. Но чем больше я об этом не думаю, тем невозможнее думать о чём-либо прочем.
Ты опаздываешь, а кофеин уже действует, и мысли, как гусеницы танков, идут кругом, гремят сочленениями. Узнаешь ли ты меня во мне? Покажусь ли я тебе призраком? Окажусь ли эхом над кладбищем? Может, мне лучше пропасть, и остаться воспоминанием? От этих мыслей пальцы сами ищут кнопку на затылке. Хочется выключить голову, прекратить эти муки. Тут-то меня и обхватывают твои руки. “Словно ветви деревьев”, – думаю я, и попадаю в лес – передо мной стоит олень, и щиплет травы из моей груди.