1
Был на тиктокерской летучке, и понимал, что умираю.
«Ты видел сколько у неё фолловеров?». «5 лямов!». «А у него?». «У него вовлечение 20% и 5000 лайков под видосом!». «Давай его затэгим, он пошэрит, она увидит, и перепостит – подтянем лямчик». «Оу-е-е!».
Моё видео с юным скейтером перевалило за 7 миллионов просмотров, и теперь мне заказывают интервью с инфлюенсерами, которых я разбавляю убийцами, проститутками, безумцами, и прочими волшебными людьми. Большинство из них не доберутся до эфира, в котором царит нарядный посетитель торгового центра.
Счастье моё – не в эфире. Оно в живом общении с людьми; и в путешествии между мирами: от голливудского особняка, где дети богатых родителей заставляют кривляться на камеру ветеранов Вьетнамской войны, до подворотни, где отмотавший 30 лет наёмник из банды Кровавых советует мне плакать чаще, чтобы избавляться от стресса, ведущего к мокрухе.
Все эти встречи наполняют меня, – Губку Боба, – человеком и его разнообразием. Другое дело метрика и рынок...
2
В чём смысл творческого производства? Зачем мы создаём тексты, фотографии, фильмы? Чтобы выразить себя. Пообщаться с другими. Прокормиться.
Трудясь на рынке, я создаю продукт на продажу. Мне нравятся микро-форматы, но далеко не всё можно выразить в рамках ажитированных вспышек для людей с расстройством внимания. То, что такие вспышки царят и «набирают», сообщает не столько их качество, сколько состояние культуры и нас.
Что я получаю в результате труда?
Деньги. Сами по себе они не приносят мне удовольствия, но позволяют его покупать. За $ можно приобрести авто, и поехать к океану, чтобы рухнуть лицом в душистые ракушки. Однако это удовольствие не от труда и денег, а от ракушек.
3
В чём удовольствие труда?
В самом процессе производства. В работе, которой я бы занимался без оглядки на рынок, если бы не был в положении, принуждающем меня к «свободному выбору» работать на дядю, чтобы не сдохнуть с голоду.
Дядя платит мне деньги. Но не является источником моего удовольствия. Скорее контролёром, который, в отличие от меня, владеет средствами, и допускает моё удовольствие в обмен на мой труд.
Я получаю удовольствие благодаря дяде лишь в том смысле, в котором человек получает удовольствие от кислорода, поступающего ему в тот момент, когда душитель ослабляет хватку, и разрешает дышать.
Дядя делает это не потому, что желает мне счастья, а по причине своей зависимости от моего труда – чтобы я мог произвести продукт, прибыль от которого будет им присвоена в обмен на зарплату, позволяющую мне существовать, и не позволяющую мне владеть.
Исправить это положение можно либо самому став дядей-душителем, либо задушив дядю...
4
Помимо денег, я получаю метрику. Настолько же обесчеловеченную, что и порядок, в котором вся жизнь – это бизнес. И где метрика сообщает твоё «качество», требуя, чтобы каждый из нас «набирал».
Зачем делать Тарковского, если можно делать Человека-паука и коко на веранде? Чтобы помучаться, и сдохнуть, как «лузер» Ван Гог?
Чем 300 лайков отличаются от 3000? Ничем. Это просто числа, которые можно конвертировать в бабло. Но они не сообщают информации, которая интересна. «Понравилось». Ок. Но кому? Каковы детали этой реакции в каждом конкретном человеческом случае?
Неужели мы трудимся лишь для того, чтобы нравиться абстрактной толпе незнакомцев, давать надои дяде, питаясь объедками с его стола, и мечтать стать таким же, как он, чтобы позволить себе «хорошую жизнь» и себя без купюр?
7 лямов просмотров – что это? Ничто: валюта для лоха, которому недоплатили. Большинство из нас сидит в корпоративных социальных сетях, генерирует трафик для дяди, смотрит его рекламу, покупает его товары, и радуется лайкам – символическому капиталу из Монополии, с помощью которого дядя сокращает расходы и мотивирует дойный класс.