1
Прежде, чем стать недопустимым, фашизм был модным. И вызывал симпатии у многих, – в том числе, весьма уважаемых, – людей.
Так, например, Ганди, – одуванчик ненасильственного сопротивления, – принял приглашение Муссолини посетить лагерь фашистской молодёжи в Риме (1931), называл Дуче “одним из великих государственных деятелей нашей эпохи”, и признавался: “Многие из его реформ меня привлекают”.
Уинстон Черчилль, – один из будущих лидеров антигитлеровской коалиции, – называл Муссолини “величайшим из законодателей”, “одним из самых замечательных людей.” (1926).
Вот как писала о Дуче британская пресса во время его визита в UK (1922): “Синьор Муссолини обладает авторитетом и доминирующей личностью”, “итальянский ум обожает человека действия, человека стихийной силы. Муссолини, "громовержец", ...свалил с ног большую часть итальянской молодёжи и держит её в своих руках”.
Украшенный фашистской символикой, Муссолини был принят в Букингемском дворце, и посвящён в рыцари Королём Георгом V.
Всё это считалось нормальным, и опиралось на ту же прагматику международных отношений, что и сотрудничество СССР с Германией до начала Второй Мировой. В Британии и США открыто действовали фашистские партии и организации.
2
Свастика стала “невозможной” только после того, как мир заглянул в концлагеря и газовые камеры. Впрочем, не потому, что увидел что-то, о чём не знал. Все всё знали, и увидели в печах Аушвица ровно то, что нацизм обещал.
После WW2 союзники по борьбе с Гитлером тихо всосали лучших нацистских учёных в свои аппараты, и продолжили использовать их в Холодной войне.
Это говорит о том, что идеология – это пар над баблом. Значение имеет класс, и его шкурные интересы в конкретных исторических обстоятельствах.
Когда Рокфеллер помогал Гитлеру собрать $20 миллионов, финансировал нацистские исследования в области евгеники, и блокировал счета евреев в своих банках; когда Форд использовал советских военнопленных на фабриках в Кёльне, и лоббировал политику американского невмешательства в войну; когда в разгар войны Coca-Cola придумала Фанту, чтобы обойти эмбарго (санкции) в отношении Германии; когда Metro-Goldwyn-Mayer (MGM) продолжала развлекать нацистских зрителей, несмотря на вторжение Реха в Польшу; когда General Electric помогала создать газовые камеры для концлагерей, а IBM технологии слежения за евреями во время Холокоста… что это было? Приступ невозможного зла? Антисемитизм? Умопомешательство? Или просто рыночек порешал?
Правящий класс сделал ставку на свастику, которая пообещала ему защиту от рабочих и их революции. Это была инвестиция, которая даёт понимание цены, которую готов заплатить вампир, чтобы сохранить себя и свой порядок.
3
Моральная проповедь о “нерешительном” Западе, который “проглядел” путинский фашизм “в силу непонимания масштабов угрозы”, и не даёт Украине всей полноты того, что ей нужно для победы, наивна.
Никто не убивает курицу, которая несёт золотые яйца. Сегодня курицей является война. Вчера было выгодно обслуживать счета путинских олигархов в лондонских банках и покупать кремлёвский газ. А сегодня выгодно Stand with Ukraine. Правда, только в той степени, в которой это не прекращает войну. Войну, где не умирают дорогостоящие солдаты западных армий. Войну, позволяющую обновлять свои арсеналы, и питать индустриализацию в условиях де-глобализирующегося мира. Войну, чья милитаристская и националистическая лихорадка трайбализирует рабочий класс, и предотвращает его международную солидарность.
Никто не хочет прекращать. Все только начинают. А наши комсомольцы отменяют литературный вечер с Машей Гессен, и думают, что если написать слово Россия с маленькой буквы, и объяснить Западу “за Пушкина”, то все всё срочно поймут и пришлют нам недостающие ATACMS. Ведь “все устали от войны”. Особенно оборонка, у которой сердце кровью обливается от видосов из Бахмута.
Фашизм – это иммунная реакция капитализма на кризис и угрозу социального взрыва. Путин для Запада – не антипод, а конкурент, поднявший ставки; и муза рыночного Термидора. Задача – заморозить конфликт, сократить расходы, и зарабатывать на давлении в швах.