Based in Sydney, Australia, Foundry is a blog by Rebecca Thao. Her posts explore modern architecture through photos and quotes by influential architects, engineers, and artists.

Несовки

​​Заметил, что ряд украинских ораторов использует характерную конструкцию для описания исторического периода, связанного с СССР: “за совєтів”(при советах).

Вижу в ней букет смыслов – в первую очередь, ложь, которая создаёт иллюзию, будто советы – это какие-то другие, внешние, чужие люди; не мы, не наше.

Такое отношение противоречит историческим фактам и является интересным – особенно в контексте анализа пропаганды и скелетов в её шкафу.

1

Советы – это, в том числе, украинцы, чей народ является одним из народов-основателей СССР. Поэтому всё, чем СССР был, чего достиг, и что натворил неразрывно связано с тем, чем был, чего достиг, и что натворил украинский народ. Его представители занимали руководящие должности не только в советской Украине, но и на уровне всего Союза.

Таким образом, фигура “за совєтів” указывает не столько на исторический период и его действительность, сколько на идеологию того, кто эту фигуру использует.

Неотъемлемой компонентой любой идеологии является миф – в данном случае, идея нации, которая вытесняет советский век из своего опыта и ткани – пытается отрезать красный тентакль как неудобный, болезненный, противоречивый нарост.

Это – функциональное искажение, с помощью которого идеологи пытаются вычленить нацию. Поскольку всякая нация нарождается в качестве антитезиса империи, и имеет условием своего рождения разделение с…, и обособление от…, “тентакль” оказывается тотемом.

Отсюда – бесконечные ритуальные нападки на советские символы. Без этих нападок, а точнее – без символов, на которые можно нападать, артикулируя свою отдельность, у сторонников идеологии-in-question не будет зеркала, в котором они могли бы отражаться.

Иными словами, без советского тотема нет украинского националиста; нет солнца, нет орбиты для утверждения нации.

И, в этом смысле, ожидаемо, что отражающийся буквально пронизан подходами и практиками, характерными для предмета своего отрицания.

Проще говоря, трудно найти больших “совков”, чем “нацики”.

2

Обосабливаясь от части своей истории, мы отказываемся осмыслять связанный с ней опыт, и культивируем травму.

Погромы? Не мы! ГУЛАГ? Не мы!

Проспект Бандеры возникает назло обидчику, и освобождает нацию от связанных с этим именем грехов.

История теряет историчность. Превращается в идеологический нарратив.

В итоге, украинский народ репрезентируется в двух удобных режимах: народа-жертвы, которого все всегда обижали, и народа-героя, которому все должны аплодировать. Жалости и восторга – вот чего мы требуем от мира.

3

Попытка выдать советов за внешних акторов – это калька: бездумный перенос западной постколониальной теории на украинскую почву.

Вместо того, чтобы осмыслять свой уникальный материал, – материал, изучение которого могло бы существенно обогатить постколониальные исследования, – ряд наших “осмыслителей” берёт чужую книжку, и бездумно натягивает африканскую сову на украинский глобус.

Это обнажает глубоко колониальный характер нашей “деколонизации”.

Многие искренне не понимают, что фигура “за совєтів” выражает характерное для колониального субъекта презрение к себе и своему (“меншовартiсть”).

4

Грамматически неправильная форма “за совєтів” – это типичный риторический приём. С его помощью носители определённой идеологии кривляют русское произношение, сообщая своё пренебрежительное отношение к его носителям.

“Советский” предмет коверканья второстепенен. Ядром сообщения является ресентимент, шовинизм и ксенофобия на этнической почве.

Поскольку же между украинцем и “совєтом” нет никакой человеческой разницы (как нет её между украинскими гражданами, коммуницирующими на разных языках), попытку её произвести с помощью такой риторики следует понимать не только как язык ненависти, и разжигание розни, но и как акт самооскопления.

Результатом является манкурт – больное существо, которое ненавидит себя, и подменяет свою аутентичность перформансом национальности; пестует иллюзию своей принадлежности к панскому дому; своём “европейском” превосходстве и отличности от “азиатчины”, которая сидит в соседней комнате, и является твоей бабушкой.

Объект памяти

Кинутые и брошенные