События последних недель утвердили меня в подозрении, что восприятие любых известий зависит не столько от их содержания, подачи и канала коммуникации, сколько от идентичности реципиента информации.
Нарратив себя, встроенный в динамику общественных отношений, и подтверждающий принадлежность субъекта к социальной группе — важнее, чем содержание того, что случилось и происходит.
Нет. Medium is not the message. Сообщение всегда у всех одно: "я — свой". Отличен только адресат.
Стою в этой связи на том, что идентичность — форма конформизма. И никогда она не про себя, и не про индивидуальность. Идентичность — про отношения с другими. Про желание быть в некоем обществе.
Расист не увидит в убийце Ирины Заруцкой психически больного человека и поломанную систему, где люди, которым нужна помощь, ездят в автобусах с ножом и слушают голоса в своей голове. Увидит чёрного. И лишь утвердится в своём изначальном предрассудке. С тем же успехом можно было бы заметить пол, и заключить, что все мужчины таковы. Но это заключение — вне того дискурса, который формирует круг общения расиста, чей фокус — на расе.
Заливая ленты разоблачительными цитатами Чарли Кирка, мы не изменим мнения людей, которые используют его убийство в качестве очередного повода обрушиться с тумаками на леваков — сказать, что в этой смерти виноваты сторонники абортов, иммиграции и ЛГБТ.
Эти тумаки — "про нас". И "в нас". Но они не "для нас". Они — для таких же как тот, кто раздаёт тумаки, и этим сообщает свою принадлежность к племени себе подобных.
Меж тем, отметим, что раса убийцы тут, вдруг, не имеет значения. Мы не приходим к выводу, что все белые — террористы. Обобщение является широким ровно настолько, чтобы заявить обобщающего членом некоего сообщества посредством негативного отражения в актуальном для этого сообщества Другом.
Если ты и твоё окружение слиплось на основании любви к Израилю, и сделало эту любовь своей идентичностью, то никакие резолюции ООН и фото обугленных младенцев не пошатнут нарративный фундамент, на основании которого образовалась и существует ваша могучая кучка.
Сила идентичности такова, что можно позвонить родной сестре, оказавшейся в российской оккупации, слушать, как она рассказывает, что видит танк с буквой Z за окном, и не верить этому. Не потому, что ты считаешь, что сестра врёт. А потому, что её нарратив вступает в конфликт с твоим нарративом о себе и твоей принадлежности к народу, который победил фашизм — и, значит, не может фашиствовать. Как не могут совершать геноцид жертвы Холокоста...
В общем, я и правда считаю, что в основе многих поножовщин лежит конфликт рассказов — несовместимость текстов, клинч историй. В этой связи, не думаю, друзья, что нужно спорить "в лоб". Ломать друг друга о колено своей правдой.
Важно оставить идентичность ближнего в покое. Не мешать ему рассказывать себя по-своему. С этим рассказом можно не соглашаться. Но его не стоит затыкать. Право на свой рассказ должно быть у каждого. В том числе у того, кто тебе не нравится.
Верю, что это — базовое условие коммуникации. Его достаточно, чтобы развивать альтернативные нарративы себя и общества, делать их потенциально привлекательными для тех, кто сегодня, быть может, с тобой не согласен, и чья идентичность по моменту — иная.
Считаю гарантию права на рассказ и невмешательство в его содержание — фундаментально привлекательными политическими предложениями, способными привлечь в себя разнообразие ныне поляризуемых людей.