Интервью Анатолия Ульянова с менеджером выставок PinchukArtCentre Евгением Солониным.
***
– Уделяют ли украинские галеристы должное внимание экспозиции?
Я не претендую на столь широкие обобщения, мне сложно судить целую страну. В своих оценках я могу отталкиваться лишь от своего субъективного опыта. Не могу утверждать, что между экспозициями украинскими и экспозициями зарубежными существует какая-то катастрофическая разница. Всё зависит от более широкого контекста. Если говорить о выставках традиционного направления, то здесь у Украины есть большой классический опыт. Чего не скажешь о выставках современного искусства, которые здесь – пока ещё дело без длительной истории. Прежде, чем сравнивать экспозиции украинские с экспозициями зарубежными, необходимо понять, что экспозиция – это форма выражения выставки. Вопрос не в том, насколько качественны украинские экспозиции современного искусства, но в том, насколько выставки этого искусства интересны сами по себе.
– Вы считаете, что именно из-за уровня содержания украинских арт-проектов страдает их выражение?
Разумеется. Экспозиция – лишь один из элементов организации и демонстрации выставки. Ответ на вопрос "Что первично, а что вторично?" всегда разный. Бывает, выставка определяется экспозицией. Или наоборот – лишь завершается ею. Став директором выставочного зала на Владимирской, я увлекся возможностью изменить подход к выставке как таковой и больше внимания уделить экспозиции, к слову, тесно связанной с рекламой. Выставочный зал на Владимирской обладал большой витриной, которая, казалось бы, экспозиции не нужна. Повесь на нее картину лицом к зрителю - она окажется задом к прохожим на улице. Повесь наоборот - тоже не очень хорошо, это, в конце концов, не магазин. Поэтому мы решили использовать витрины как пространство для рекламного содержания выставки - вырезали из бумаги буквы, клеили их, выстраивали название проекта, указывали имя автора, даты проведения выставки. Тогда подобное ещё не практиковалось. Мы только приходили к тому, что выставка искусства должна привлекать внимание, зазывать людей в себя. Сегодня это норма. Работая сегодня над выставкой, ты думаешь уже не только о том, как разместить работы, сколько их должно быть и как их осветить, но и о том, какие будут флаера, каким шрифтом будет написано название, что будут подавать на фуршете, который призван подчеркнуть статус гостей. Выставка – это целый комплекс решений, каждое из которых определяет результат. Все детали важны.
– Может ли экспозиция вытянуть откровенно провальный проект?
Может. Но для этого необходимо изначально осознавать провальность выставки, с которой предстоит работать. Важно трезво видеть слабые и сильные стороны проекта, чтобы уводить провалы в тень, а достоинства акцентировать, выставлять на передний план. Возможность, с помощью экспозиции, повысить уровень слабой выставки всегда существует. А ведь бывает и так, что проект отличный, произведения изумительны, а экспозиция всё погубила. Или же исказила смыслы, заложенные автором. Когда обнаруживается гармония между содержательной частью и визуальным представлением, тогда случается и успех.
– Следовательно, менеджер экспозиции – это не просто сервис, но соавтор.
Совершенно верно. Экспозиция – это тоже вид творчества. Не менее сложный, чем писание картин. К слову, автор экспозиции порой вынужден занимать в выставке главенствующую роль. Я когда-то делал один групповой проект с чешскими художниками. В какой-то момент они начали ругаться, не в силах поделить между собой выставочное пространство. Каждый хотел место получше. Я им дал полчаса, сказав, что если за это время они не договорятся, я попрошу их всех выйти и сам всё сделаю. Они так и не помирились. Как и обещал, я всё сделал сам. Как говорится, порой мертвый художник – лучший художник.
Знаете, творец зачастую не видит себя со стороны. Те же живописцы видят свою работу в пределах мастерской, но уже будучи вынесенной за её пределы она становится иной. Атмосфера, обстановка, интерьер – всё это влияет на произведение, меняет его. Художнику стоит доверять тем, кто понимает все эти нюансы, допускать экспозиционера в соавторы, осознавать, что этот "первый профессиональный зритель" может помочь твоей выставке случиться успешно.
– Да и вообще всё это заявляемое отшельничество художника наивно. Сегодня искусство – скорее продукт творящих коллективов, нежели одиночек.
Ну, я всё же встречал художников, которые могли справиться с экспозицией самостоятельно. Это плод длительных размышлений, поисков, чувств. Но такая автономность и цельность случается крайне редко. Что до полного одиночества, то оно, пожалуй, невозможно. В конце концов, кто-то должен накрыть стол на твоей выставке, написать пресс-релиз, перевезти работы из точки А в точку Б, постоять на входе. То есть, ты, как художник, всё равно будешь соучаствовать в коллективе, а коллектив будет участвовать в реализации выставки.
– Вот вы говорите, что при работе над экспозицией необходимо учитывать множество нюансов. Условия, ситуация, пространство, детали – подумать нужно обо всем. Вы не думали как-то автоматизировать процесс экспонирования?
Я давно задал себе вопрос: "Можно ли решить экспозицию с помощью компьютера?". Полагаю, отчасти. И всё же есть вещи, которые не могут быть запрограммированы. Компьютер может учесть цвет, размеры работ, имеющуюся территорию, но он никогда не ответит на вопрос, почему художник Х не может стоять перед художником Y. Я утрирую, но, думаю, вы понимаете о чем я.
– Таким образом, экспонирование не может быть ремеслом, не может опираться лишь на законы и правила, на формулы и методы. Мы всё равно приходим к метафизичности этой деятельности и экспозиционеру как существу, которое не только является психологом художника или проекта, но и психологом пространства; существом, которое ведет чувство.
Экспозиционер – это действительно особый вид профессии. Ты постоянно работаешь не только со своими знаниями, но и со своими чувствами. Ты учишься сочувствовать и сопереживать, развиваешь ощущения. В своё время я возил одну выставку гобеленов по всему Союзу. Состав работ не менялся, но его нужно было адаптировать к тому или иному месту. Зал в Минске отличался от зала в Баку, а зал в Баку отличался от зала в Измаиле. Я не люблю высокопарных слов и все эти "я ощутил энергию", но как ещё объяснить, почему Мадрид и Барселона, Рим и Москва воспринимаются тобой по-разному? Почему есть территории, где ты чувствуешь себя на своем месте, а в других тебе невыносимо? Работая над экспозицией, мы с командой постоянно пребываем в диалоге с работами. Бывает, развесим произведения и даём им переспать ночь. Все шероховатости, нескладности, проблемы – на следующий день это или будет вытеснено или проявит себя. Экспозиция – живая вещь.
– Вы упомянули кочующую по Союзу выставку гобелен. Очевидно, смена места выставки рождала каждый раз не только новую экспозицию, но и новое прочтение этой выставки. В этом смысле, вновь возникает вопрос о том, кто отец. Экспозиция наделяет смыслом произведения или она лишь извлекаетналичные в них смыслы?
Это глобальный вопрос, на который невозможен однозначный ответ. Всё зависит от контекста. Реализовывать проект в месте, которое у тебя изначально есть, – к примеру, галерея или музей, – и искать специальное место под конкретный проект – это две большие разницы, с разными возможностями результата. Порой место определяет количество работ будущего проекта и их размер. Или наоборот – когда у тебя есть большой проект и маленькое место, приходится иногда что-то выбрасывать. Всё это постоянно меняющийся набор параметров и условий, из которых невероятно интересно добывать некую финальную цельность. Это всегда вызов и поиск идеала. И ты, как экспозиционер, разумеется, можешь добыть из выставки новые неожиданные ощущения для зрителя.
– Сегодня практически каждая выставка современного искусства в Киеве – это бездумное развешивание картинок по свободным стенкам... Ни мысли, ни идеи, ни целостного мира. Всё же, почему?
Виной всему невнимательное отношение к столь важному элементу организации проекта как экспозиция. Что любопытно, это только у нас понятие "экспозиция" означает размещение работ, установку света, выстраивание диалога между работами. В любом другом западном языке экспозиция – это и есть выставка. И если ты экспозиционер, то ты не просто тот, кто подвесил картину на определенную высоту, но тот, кто, собственно, выставку сделал. К сожалению, роль экспозиции у нас недооценивается. У нас не принято задумывать о цвете веревки, на которую вешается картина, о том, будет ли это шнур, трос, леска или картину просто прибьют гвоздями к стене. Я не хочу никого обидеть, но мне кажется, вот этим судьбоносным для выставки мелочам у нас относятся зачастую со спущенными рукавами. Что уж говорить, у нас даже стены перекрашивать не любят. Всюду эти белые стены, всюду свет в духе "Видно? Ну и хорошо". А ведь можно точечно подсвечивать работы, строить акценты, затемнять... Это же сотворчество, в конце концов. Откуда такая небрежность?
– Я задавал этот вопрос многим украинским галеристам. Они объясняют слабость их экспозиций тем, что галереи в Киеве слишком маленькие, и в них попросту нет места, чтобы развернуть полноценные продуманные миры.
Маленькое помещение не приговор, а одно из условий, которое необходимо учитывать. Просто редко встречается автор, который понимает, что иногда в крохотном подвале лучше выставить не все имеющиеся работы из одного арт-проекта, а всего несколько работ, но сделать это хорошо. Художнику с трудом можно доказать, что физические параметры места – фактор существенный и прыгнуть выше головы нельзя. Можно, конечно, заполнить и всё пространство стен картинами – это тоже прием. Но это следует делать осознанно и продуманно, а не с целью "абы всё втиснуть". Благо, с появлением частных галерей, не только пространство подчиняется автору, но и автор подчиняется пространству, поскольку владелец такого пространства не хочет терять лицо, только потому, что художник Н. желает разместить 30 работ там, где уместны лишь 10.
– Имеют ли место быть тренды и мода в вопросах экспозиции?
Конечно. Если вы посмотрите старые фотографии с выставок начала прошлого века, то увидите, что экспозиции там не придавалось особого значения – работы размещались друг на друге и как угодно, маленькая картина внизу, большая вверху и т.п. Сегодня наоборот – модно, чтобы между работами было большое пространство, работы размещались обособленно. Опять же, здесь нет строгих правил – есть чувства. Они-то порой и заставляют нас нарушать правила. Не стоит забывать, впрочем, что для того, чтобы нарушить правила, их следует знать. Ты всегда ищешь некую идеальную сочетаемость работ, новые диалоги и взаимодействия, но всё это исходит не из канонов.
– Вы часто довольны собственным результатом?
Признаюсь, я предпочитаю процесс результату. В этом моя жизнь. Когда работы привезены, пространство ждёт заполнения – всё как белый лист. И ты начинаешь в это погружаться. Это творчество.
– Получается, зритель приходит на выставку и видит мёртвую ситуацию. Он не видел как проект прорастал, менялся и шёл к тому, к чему пришёл. Искусство произошло до того, как всех пустили в зал.
Произошло скорее деланье искусства. Но я приветствую инициативу тех арт-институций, к примеру, Palais de Tokyo, которые иногда позволяют увидеть не только результат, но и процесс. Это правильно.
– В каких пространствах вам было бы интересно поработать сегодня?
На улице, пожалуй. Хотелось бы поиграть с витринами, площадями, бульварами, поиграть на воздухе. Это было бы здорово. Всё остальное я уже попробовал.
– А не интересно было бы выстроить экспозицию из запахов?
Интересно, но повод пока не представлялся. Периодически у нас осуществляются попытки что-то такое неожиданное провернуть. Тут уже были и выставки для слепых, и выставки про Антарктиду, где тебе выдавали мороженное, и выставки о войне с чёрным хлебом и салом, собачий корм бывал на открытии. Мечт может быть множество. Можно было бы заполнить выставочное пространство водой и плавать между картинами в аквалангах. Можно было бы сильно напиваться, а потом вспоминать, была ли та или иная картина классной, или её вообще не было на выставке. Но это я уже шучу. Вопрос этот скорее к художникам, а не к экспозиционеру. Приносите запахи, подумаем над экспозицией.