«Мы — армия мечтателей. Поэтому мы остаёмся неуязвимыми». (Маркос)
Путешествие — это пробуждение. Интенсивность чемоданного бытия ведёт к метаморфозам. Человек реализуется в поисках человека.
Возможно ли объять палитру мира, не познав Другого в процессе дороги? Каким бы замечательным ни было место, оно неизбежно превращается в топи и спрута – засасывает, воздействует, отпечатывается, и, в конце концов, душит.
Задержаться — значит прервать превращения.
Движение сквозь культуры и города, встречи с незнакомцами и чащами — не должно ли всё это являться одним из базовых прав человека? Пожалуй. И, тем не менее, между человеком и другими берегами — колючая проволока границ, пронизанных страхом. Легионы людей, родившихся в неудачном месте, доползают до рубежей Первого мира и попадают в лимб, на карантин.
Понятие «заграница» указывает на унизительное положение обществ, брезгливо отвергнутых метрополиями «цивилизации». Заграница — это мир за пределами периметра; нечто, от чего ты ограждён, и что ограждается от тебя.
Стоит ли удивляться, что царь торжествует, женщины облиты кислотой, а скинхед кромсает таджика? Можно ли превозмочь консервативную дикость, изолировав человека от разнообразия мира? Не является ли иммиграционная политика «западной демократии» фактором эскалации «восточных диктатур»?
Неолиберализм посылает «освободительные» армии в страны Третьего мира, но, при этом, отказывает их жителям в возможности пережить, испытать и впитать гуманистическое общество как опыт. Или «миротворческие» бомбы, падающие с «демократических» небес, – это оно и есть?
Тени у запертых ворот в человечность принадлежат «монстрам», которые тлеют в залах вечного ожидания, под давлением внутренней Сциллы (выражающейся в репрессиях со стороны «родного» правительства) и внешней Харибды (которая усматривает в тебе подозрительный лишай). Страх производит гетто.
С какой стати мы должны приветствовать «демократию», которая считает нас варварами, людьми второго сорта? Можно ли объяснить эти 15 или «аж» 90 дней дозволенного пребывания на ограниченной Земле, которая, казалось бы, должна принадлежать всем её обитателям? Чем отличается виза от Звезды Давида на униформе пленника? Если ты не имеешь права, без «существенных» причин и достаточных средств отправиться в Неаполь, Стокгольм, Нью-Йорк или Токио, то почему бы нам не поставить знак равенства между таким положением вещей, и тем, когда одним, «большим» людям дозволено ходить по тротуару, а другим, «низшим» — нет? Что осталось от человечности в мире, где всё происходит на перекрестке Оруэлла и Хаксли, когда одни — альфа, другие — бета, и есть язык, позволяющий смягчать эту фашизоидную иерархию?
«Монстры» у ворот живут мечтами. Их сердца принадлежат птицам, которые знают, что в мире нет таких крыльев, которые заслуживают жизни в клетке.