«Кто позволяет себя хлестать — тот заслуживает того, чтобы его хлестали» (Леопольд фон Захер-Мазох)
В борьбе за освобождение общества содержится не только благородство, но и репрессия – принуждение к свободе. Свобода как пространство возможностей для реализации человеческого существа обладает несомненной ценностью. Её обретение, однако, – сам процесс революционного освобождения коллектива, – сопровождается диктатурой и насилием.
В отличие от освобождающихся, освободитель – фигура авторитарная. Её желание помочь ближнему назначает Другого нуждающимся в помощи, и, в этом отношении, пронизано высокомерием, гордыней, наглостью всеведающего пастыря. За тем, кто не охвачен страстями, кто не утверждает «я знаю!», едва ли последует мятежное войско. Но там, где возникает пастух, возникают и овцы.
Я вправе бороться за свободу как индивидуальный горизонт, но в праве ли я вторгаться в чужую субъектность и заявлять несвободным Другого? Не является ли моё ощущение несвободы личиной стремления к власти – к обладанию тем, чем обладает царь: людьми, которых я объявляю несвободными, чтобы овладеть ими, и повести к «свободе» под своим началом, и по своему разумению?
Человек – единственный зверь, который хочет казаться хорошим. Либералы, консерваторы, фашисты… – все защищают «свет» и видят «зло» исключительно в Другом; политика – это эстетика: племенные узоры. Противники оказываются ревнивыми близнецами, грыущимися за сердце ближнего.
Вся история постсоветского пространства – это история воспроизводства царя и, в то же время, – доблестного меньшинства, которое видит в окружающих рабов, и верит, что их можно исправить, обучить, объяснить им, что дом лучше тюремного стойла. Вера такая мне очень близка, но нет ли в ней слепого и надменного идеализма?
Это царь воспроизводит себя в людях, или люди воспроизводят в себе царя? Быть может, либералам не стоит быть «миротворцами» и принуждать к свободе бомбой? Быть может, садомазохизм – это и есть «особый путь» славян, которые несчастны, но счастливы в отцовских цепях? Не является ли в высшей степени оскорбительным, когда мы навязываем другим свои сексуальные предпочтения, и склоняем латексный народ к ванильному демократическому коитусу?
Проблема освободителей – это проблема отрицания индивидуального выбора. В действительности, диктатор – ты сам, тюрьма – внутри. И поэтому социальной борьбе за мою версию свободы, за одну свободу на всех, я противопоставляю индивидуальную борьбу за свободу как личное. Каждому – воистину своё.
Возможно, вместо того, чтобы освобождать, пора, наконец, освободиться? И принять право Другого на несвободу – право жить без цепей, и в цепях.